— Готово, поворачивайся.
Макс повернулся к черной стеклянной стене спиной. Вновь послышалось монотонное жужжание.
— Массимо, дочь сказала мне странную вещь. Я еще ни с кем не делилась, не хочу, чтобы меня приняли за идиотку, но Леонора утверждает, что на месте они обнаружили нескольких людей под воздействием гипнозов. В местной полиции думают, что именно эти люди вывели датчики из строя. Но ведь этого не может быть!
Макс непроизвольно убрал руки с перил и посмотрел на динамик.
Корин тут же вскрикнула:
— Руки!
Он послушно вернул их на место.
— Поздно, — недовольно послышалось из динамика, — начинаем сначала. Массимо, аморе мио, следи за руками. Ну как ребенок!
Вновь послышалось тихое жужжание.
— Так что ты об этом думаешь? — чуть погодя спросила женщина.
— Корин, я думаю, что это правда, но не советую тебе делиться этой правдой с окружающими — можешь нарваться на хамство и насмешки. Подожди, пока последует официальное заявление японских властей.
— Думаешь, они объявят об этом? Это вызовет смятение у населения.
— Лучше смятение сейчас, чем паника потом.
Послышался щелчок, и жужжание прекратилось. Макс убрал руки с перил, которые уже начали нагреваться. Широкая дверь в стене отъехала, и в кабинете появилась Корин. Она была невысокого роcта, полноватая, с ярко-рыжими волосами. В руках у нее был небольшой блестящий предмет черного цвета. Макс спустился с платформы и повернулся к женщине спиной, Корин приложила черный предмет к его левой лопатке, и Макс почувствовал как через тончайшую гидроиглу ему была введена доза криодора. Как всегда, левая рука на несколько минут онемела.
— Готово, — проговорила Корин и выбросила пустой криодоратор в утилизатор.
Пока Макс одевался, она хмуро смотрела в свой манипулятор.
— Опять вчера пил?
— Бутылку пива, — не стал отпираться Макс, — одну.
— Знаю, что одну, вижу даже какое. Но ты же понимаешь, что мне придется внести это в отчет.
— Понимаю. — Макс застегнул джинсы и всунул в них ремень.
Корин опустила манипулятор:
— Хотя бы накануне осмотра мог не делать этого?
— Корин, дорогая, во-первых я совершенно не слежу за графиком этих бесполезных осмотров, во-вторых, разве это запрещено?
— Нет, конечно, но для педагогического состава критично. Тем более, к тебе особое отношение, твое призвание согласно тесту…
— Я помню результаты своего теста, — перебил её Макс и натянул футболку.
— Ты даже не представляешь, чего Паулюсу стоит…
— Я его об этом не просил. Корин, давай закроем тему. Я выпил. Вноси это в свой отчет.
Корин с недовольством смотрела, как он натягивал ботинки. Она подняла манипулятор и вывела трехмерную модель Макса в полный рост. Рядом высветились его медицинские показатели. Корин ввела код в манипулятор, и показатели тут же обновились, согласно последнему обследованию. Она уже хотела закрыть личное дело, но ее взгляд упал на дату рождения.
— У тебя вчера был день рождения? — удивилась она.
Макс кивнул.
— Поздравляю. Весело отметил?
— Очень. Вдвоем с Кошмарой и бутылкой пива.
— Кошмара?
— Моя кошка, — пояснил Макс.
Корин вздохнула, и что-то записала в манипуляторе, затем вновь обновила анкету. Информация об употреблении алкоголя исчезла, на её месте появилась запись «не обнаружено».
— Тебе не обязательно…
— Считай, что это мой подарок тебе на день рождения, — проговорила Корин и закрыла личное дело.
Макс подошел к окну и приоткрыл его. Он знал, что в семнадцатом кабинете нельзя курить, но очень хотелось. Он достал пачку из кармана и предложил Корин:
— Угощайся.
— Ты же знаешь, здесь строго запрещено, — проговорила Корин для приличия, доставая сигарету, — семнадцатый кабинет, будь он неладен, ничего нельзя.
Макс усмехнулся, помог ей прикурить, и закурил сам.
— Как результаты теста, жить буду?
— Куда ты денешься, будешь. Все у тебя в норме, что удивительно, учитывая твои привычки. До тебя был Саша, ну, стрелок из тренировочного ангара, докурился, дурак. Я ему говорила, что у него генетическая предрасположенность, он не слушал. Сегодня сканер выдал — через семнадцать дней у него должен был стартовать онкогенез. Дала ему направление на фильтрацию, процедура не из приятных, пусть теперь терпит.
Корин сделала еще одну затяжку и бросила окурок в ликвидатор.
— Ладно, тебе пора, — проговорила она, дождавшись, когда Макс докурит, — Лозовский уже сигнализирует.
Она показала на мигающее сообщение в своем манипуляторе. Затем достала мятный аэрозоль и пшикнула в рот себе и Максу, чтобы отбить запах сигаретного дыма. Макс поплелся в кабинет доктора Лозовского, психолога, с которым ему предстояло беседовать ближайшие полчаса. Тот уже многозначительно поглядывал на часы.
— Опять разговаривали с Корин? — мягко поинтересовался Лозовский.
Макс лег на мягкую кушетку и закинул руку за голову:
— Точно.
— Беседовали или, можно сказать, тепло болтали по-дружески? — как бы невзначай спросил доктор, выискивая что-то в своих записях.
Макс подавил вздох. Ближайшие тридцать минут можно было смело вычеркивать из жизни.
Глава 2
Занятия продолжаются
На следующий день Макса разбудило сообщение. Судя по горячей вибрации манипулятора оно было очень важное. Макс с трудом разлепил глаза, посмотрел на часы — до сигнала будильника оставалось еще пятнадцать минут. Кто мог написать в такую рань? И что могло случиться столь важного? От прикосновения владельца экран манипулятора тут же засветился. Сообщение было массовым: всем преподавателям от Паулюса. Ректор сообщал, что за двадцать минут до занятий всем необходимо явиться в общий зал на экстренное собрание. Макс начал догадываться, что могло стать причиной этого собрания.
Он быстро принял душ, покормил Кошмару и, не завтракая, отправился на работу. По пути заскочил в чайный дом, купив зеленый имбирный с собой. В ректорский зал он вошел одним из последних, внутри уже было полно народу. Судя по всему, здесь собрался весь преподавательский и научный состав колледжа. Макс сел в кресло в последнем ряду. Через два ряда от него сидели Наташа Шелли и вчерашняя брюнетка. Словно почувствовав, что на нее смотрят, девушка обернулась. Увидев Макса, она улыбнулась. Он удивился такому проявлению дружелюбия, но выдавил из себя ответную улыбку. Неожиданно всеобщие возня и болтовня стихли, в зал вошел ректор Теодор Паулюс. Лицо его было озабоченным. Ни с кем не здороваясь, он торопливо прошел к центральной кафедре:
