Кавказец засомневался.
– Не могу. Товар отгружать надо. Завтра магазин откроется, а товара-то и нету.
Русский расстроился.
Тут подошел автобус, я побежала занимать место и в окно увидела, что они таки вместе куда-то пошли.
Безо всякой причины.
Мрачные люди в автобусе – и те заулыбались.
– Не перерезали бы они друг друга (озабоченно сказала старушка с сумками).
– Да нет (сказала я). Причины нет резать друг друга.
– Дык без причины-то чаще и режут! С причиной – оно понятно, а вот без причины-то зачем?
– Пусть выпьют (вдруг произнес пожилой мужчина завистливым тоном). Жизнь тоскливая, а тут жена отъехавши, посидят, поговорят. Для разговора хорошего и причины не нужно.
Горячие точки (посвящается Аркадию Бабченко)
Пошла ночью за сигаретами.
А там – телевизор. Ночью скучно продавщице и охраннику, и он всегда включен.
А в телевизоре – Аркадий Бабченко, наш героический журналист, который все время по «горячим точкам» ездит.
Я и говорю продавщице Оле (славная женщина, интеллигентная):
– Вот (говорю) – героический журналист, был в Турции, чуть не погиб (тогда как раз события в Турции были).
Оля качает головой сочувственно: ай-ай-ай-ай, молодец какой! Коля (это она узбеку, парню по имени Исфадоньёр, но они выговорить его не могут), сделай погромче!
Сонный Коля хочет сделать погромче, и тут вваливается какой-то алкаш.
И говорит:
– А че этот тип в Турции забыл?
– Работа у него (говорю) такая: быть в опасных местах, «горячих точках»!
Алкаш говорит:
– Мне вот тоже на свадьбе брата башку проломили…
Оля говорит:
– Дурак! При чем тут свадьба твоего брата? Это ж политика!
Алкаш говорит:
– Дык мы с этим, который мне проломил, из-за политики и поссорились! Он Сталина ругал, а я его обматерил, а он мне башку проломил! Вапще это его свадьба – вот где «горячая точка была»! Этого, который Сталина ругал, я порезал – он потом в реанимации долго лежал. Но обошлось… А он мне башку, значит-то, проломил (и показывать стал нам шрамы, наклонив голову). Невеста напилась, как собака, на свадьбе этой – чуть от жениха не ушла куда-то в лес – свадьба была на даче. Потом ее искали пьяную. Тесть – в дымину, потом его еле откачали – после инфаркта-то был тесть… Потом, значит, еще вот что…
Оля говорит:
– Бери пиво и иди отсюда! Надоело про твои мерзости слушать. Коля, включи погромче: хоть на приличного человека посмотреть-послушать!
Двенадцать
Зашла я как-то по дороге домой в продуктовый, который держат ребята-кавказцы. Семейный бизнес: работают муж с женой и даже их дети.
Мужу все подчиняются беспрекословно: но мужик, в принципе, славный. Большой такой, веселый обычно.
Но в тот день был он какой-то странный.
Смурной.
Я купила у него на пробу одно пирожное.
Он взвесил и говорит:
– Двэнадцать!
Я попробовала и еще одно попросила.
Он опять:
– Двэнадцать.
(Хотя они разные – второе явно больше.)
Я говорю:
– Вы себя не обманули?
Он (опять):
– Двэнадцать!
Я тогда виноград попросила.
Он опять – взвесил и говорит:
– Двэнадцать!
Смотрю, его жена, Зарина, чуть не плачет:
– Иса! Килограмм винограда стоит 150 рэ! Какие там двенадцать?!
Он говорит:
– Молчи, жэнщина! Я сказал – двэнадцать!
Зарина мне шепчет: уже два часа всем все по двенадцать рублей продает. Алкашам водку продал за двенадцать… А завтра кассы недосчитается и будет меня ругать. Пьяный сам сидит и кричит – двенадцать, двенадцать…
Тут Иса уронил голову на прилавок, и я быстро Зарине отдала 150 рублей.
Иса, как почувствовал, проснулся и как закричит:
– Двэнадцать, я сказал! Я – мужчина и хочу так!
И опять упал на прилавок.
Потом слегка поднял голову и говорит мне:
– Завтра приходи, все по тринадцать будет!
Зарина перекрестилась (они, кажется, христиане – осетины).
И говорит:
– Все! Магазин закрыт. До двенадцати! (у них круглосуточный).
И стала толкать алкашей, которые уже приготовились поживиться почти дармовой водкой, к выходу.
Неработающий N
Подсаживала я в наших Химках бабушку в троллейбус. Сама тоже занесла было ногу, как троллейбус тронулся.
Мы с бабушкой повисли, патетично выражаясь, между жизнью и смертью.
Бабушке было лет 90.
Я крикнула не своим голосом:
– Эй! Тут у вас! Почти под колесами! Ау!
Троллейбус остановился, бабушка неожиданно ловко, как завзятый акробат, взлетела птицей в него и еще более лихо закричала на кондукторшу:
– Твою мать!
Кондукторша-киргизка скромно потупилась:
– Извините.
– Да ничего (оптимистично сказала я). Бывает. Правда, мы с бабушкой могли стать героинями криминальной хроники где-нибудь в МК.
– А что такое МК? (наивно спросила кондукторша).
– «Московский комсомолец», газета такая. После сообщения, что «неработающий N съел своего сожителя» (я там и вправду это вычитала), было бы еще одно: женщина из подмосковных Химок, героически спасая бабушку от вездесущих колес… ну и так далее.
Однако кондукторшу больше заинтересовал неработающий N.
– А что, он правда съел своего сожителя? – спросила она с расширившимися от ужаса глазами.
90-летняя бабушка вдруг сказала:
– Видно, сожитель сволочь был. Вот его и съели. У меня муж-покойник тоже был никому не дай бог.
– Но вы же его не съели? (осведомилась кондукторша).
