Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 86
Отделывался он от таких советчиков просто, с убеждением, вполне искренне восклицая в духе времени: – Я – русский, советский человек! Делаю для своей Родины всё, что могу, и готов вновь проливать за неё кровь, а то и жизнь отдать.
Не помогало, показывал ордена. А если и это не действовало на злобствующих оппонентов, не гнушался пожаловаться и раздуть скандал. Выкручивался как мог, хотя непосредственного участия в рядах партии сумел избежать.
После списания из армии он вначале восстановился в прежнем институте Омска, а потом перевелся в медико-биологический институт в Новосибирске. И всего себя отдал геронтологии.
В дальнейшем жизнь Александра Коха, посвящённая проблемам старения человека и борьбы с этим, проходила под одним всеобщим девизом: «Нет ничего лучше, чем учиться и познавать новое». Великая мечта тоже имелась – узнать причины старения и победить их. Учился, работал, экспериментировал и снова учился. На личную жизнь не оставалось ни сил, ни времени. Наверное, поэтому учёный так никогда толком и не создал семьи. Своих детей у него, при нескольких последовательно сменяющихся жёнах, так и не появилось. Довольствовался многочисленными племянниками, их детьми и внуками. Зато стал мастером в своём деле, академиком, труды и заслуги которого признали многие учёные, ценили и цитировали другие светила данного направления. Особенно его выводы, идеи и концепции зазвучали, получили должное признание после окончательного развала Союза, когда капитализм в России вновь стал таким же обычным явлением, как и по всему миру. Талантливым учёным стало работать проще, проблемы с выездом за границу исчезли, и встречаться с зарубежными коллегами никто больше препятствий не чинил.
Увы, нет худа без добра. И наоборот. Лопнули все ассигнования на науку, целенаправленно разворовали все достижения, лучшие умы потянулись в более богатые, обеспеченные страны. Та же Германия слизнула все интеллектуальные сливки с наследства Советского Союза. В начале девяносто третьего немцы предложили выехать на всё готовое и Александру Свиридовичу. И он даже стал собираться.
Остановил его отец, которому в то время исполнилось девяносто три. Всю свою жизнь он посвятил истории, изучению древних языков, ещё конкретней – археологии. И, даже будучи в таком преклонном возрасте, не впал в старческий маразм, продолжал писать монографии, давать консультации по истории скифов и сарматов, на которой специализировался, вести научные исследования. При этом он тщательно следил за успехами сына-геронтолога. Можно сказать, был в курсе всех его побед, свершений, а также неудач или временных отступлений, и не раз любил повторять странную, непонятную сыну фразу из какого-то стихотворения.
– Твой час придёт во время расставанья…
Тайна раскрылась во время памятного разговора в девяносто третьем. Свирид Гельмутович Кох специально вызвал сына к себе, пригласил в домашний кабинет и начал с торжественного заявления:
– Я мог умереть раньше, но тогда ты бы получил своё наследство от меня вместе с завещанием. Я и после сегодняшнего дня могу умереть в любое время, которое не просрочит следующие три года. Но скорее всего я не проживу больше.
Александр Свиридович, уже сам проживший к тому моменту шестьдесят семь лет и очень любивший отца, только саркастически хмыкнул в ответ.
– Ты научился предсказывать будущее? Или решил дать себе определённую установку? Самогипноз называется.
– Нашёл кого учить! – проворчал отец с улыбкой и потянулся к нижнему ящику своего письменного стола. – Постарайся настроиться на серьёзный разговор. Вечно любишь ёрничать…
После чего с громыханием опустил перед собой на стол этакую здоровенную блямбу с тиснёными на ней рисунками и значками какой-то письменности. Не идеальной овальной формы, примерно тридцать пять на двадцать пять сантиметров. Толщиной миллиметров пять и общим весом не меньше трёх килограммов.
Постучав по странной пластине костяшками пальцев, Свирид торжественно провозгласил:
– Реликвия нашего рода! Наследство от наших предков, которое я передаю тебе как потомку, наиболее близко стоящему к раскрытию великой тайны.
Сын проникся искренностью и пафосом слов отца, но вот гадать о самом главном стал издалека.
– Вроде как не похоже на золото…
– Ты прав, самая обычная медь. Хотя любой специалист моего уровня сразу определит предмет как «дарка€ну», родовую бляху-талисман, которая обычно делалась из бронзы и передавалась в одной семье из поколения в поколение. А сделанные тиснением надписи, на взгляд неискушённого человека, не могут нести какой-либо информации.
– То есть я бы мог преспокойно везти это через границу?
– Естественно. Эта реликвия пережила много обысков, краж и ограблений, но никто на неё не покусился и не заподозрил ценности всемирного значения.
– Даже так? – уже изрядно заинтригованный Александр потянулся к вещице. – Ну-ка, ну-ка…
Но старик поднятой ладонью остановил сына.
– Погоди. Спешки особой нет, да и лишние мгновения жизни мне никогда не повредят. Не то чтобы я зубами держусь за свою жизнь, – слава богу, немало землю топтал, но вначале выслушай все подробности, а уже потом бери этот артефакт в руки. Потому что после этого, не поленюсь повторить ещё раз, мне останется жить не больше трёх лет.
– Ого! Прямо-таки артефакт? Мистика? Или самовнушение? – не удержался учёный-геронтолог от сарказма.
Отец пожал плечами:
– Это ты уже сам решай, как наследник и полный правообладатель. Но вначале я тебе зачитаю вот эти строки, написанные скифскими буквами. Подобное не смогут прочитать нигде в мире, потому что никто ещё не смог этого расшифровать или понять. Эти строки известны только нашему роду… Потому я и стал историком-археологом… Слова известны каждому наследнику, передаваемые из поколения в поколение, разве что я чуть-чуть подправил перевод в удобную для русского языка стихотворную форму. По первой строке стиха ты его помнишь давно, а целиком он звучит вот так:
Твой час придёт во время расставанья…
Унылой старости развеется печаль,
Лик смерти улетит в прозрачности мерцанья,
И новой жизни приоткроется вуаль.
Дождавшись реакции в виде одобрительного хмыканья, старик продолжил, тыкая пальцем в нижний край пластины:
– А вот здесь надпись: «От Аргунта – своим потомкам». Сразу даю информацию, что Аргунт – это последний царь скифов, живший в третьем веке нашей эры.
– Ага! Ты ещё скажи, что мы царского рода, – опять не удержался Александр от шутливого тона.
Отец на это и плечами пожал, и кивнул несколько раз, а уже потом приступил к изложению всей истории.
Письменных подтверждений не осталось, завещание передавалось от отца к сыну устно, поэтому вполне возможно, что в какой-то момент истории артефакт достался жестокому победителю или более ушлому прохиндею. Хотя так думать о своих предках некрасиво и неприятно.
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 86
