– А кто? Ну-ка, настучи нам, кого ты там решила подставить вместо себя, – проигнорировав предложение извиниться, взвилась Свёкла.
– Я не стукачка, – отчеканила Кира. – И закладывать никого не буду. Если у человека есть мужество признаться, он это сделает, если нет – это его проблемы. И ваши. Но никак не мои. Вы выяснили, что украла не я? Я жду извинений.
Класс тревожно молчал. Сквозь наглухо задраенные стеклопакеты было слышно, как где-то далеко на улице лаяла собака, гудели машины. А десятый «а» словно умер – ни звука, ни движения, только настороженные взгляды и чудовищное напряжение, повисшее в воздухе.
– Если не скажешь, кто украл, то, значит, это сделала ты. – Голос Светланы Валентиновны дрогнул, в нём уже не было прежней уверенности, зато визга добавилось.
– Света, – попробовала урезонить её отмершая Дарья Дмитриевна. – Светлана Валентиновна…
– Ну, Иванцова, мы все ждём, – на ультразвуке провыла Свёкла, заглушив голос разума в лице Дашуты.
– Чего вы ждёте? Что я настучу на свою одноклассницу? – изобразила изумление Кира. – И что, прямо вот все ждут, чтобы поймать и линчевать кого-то?
Она недоумевала.
Они боялись. Они всё равно боялись Свёклу, и ничего нельзя было с этим сделать. Боже мой, и расположения этих людей она добивалась? Да кто они такие?! На их глазах готовы втоптать в грязь человека, а они все сидят, прижав уши, и как мантру повторяют: «Лишь бы не меня, лишь бы не меня!»
– Справедливости ради надо теперь и других обыскать, – неожиданно подала голос Никулина. – Пусть некрасиво, но зато книжку найдём.
– Да Иванцова её на себе спрятала, – внезапно завопила растерявшая остатки разума Свёкла. – Вон, глядите, как она испугалась.
Испугаешься тут, когда тебя, похоже, собираются перед всем классом из трусов вытрясти. Но Киру привело в ужас не это, а совершенно банальная ерунда – на ней сегодня были совершенно непрезентабельные трусики и страшненький лифчик.
Вот кошмар-то!
Это потом уже она сообразила, что даже в истерике Свёкла вряд ли дошла бы до раздевания. Да и Дашута не позволила бы, всё ж мозг иногда включать надо. Но так это или нет, Кире узнать было не суждено.
– Я! Я взял этот убогий учебник! Или что там у вас пропало! – внезапно рявкнул Лёня. Он встал и с ненавистью уставился на классного руководителя. – Не трогайте Иванцову!
– У-у-у, – загудел, загоготал и заревел класс. – Ворюга-а-а-а!
– Как ты мог? – звонко выкрикнула Цаплина, но под тяжёлым взглядом Киры осеклась, стушевалась и как-то даже съёжилась.
– И где он? Мы тебе не верим. – Свёкла сопела, как дракон, казалось, ещё немного, и из её раздувшихся ноздрей повалит дым.
– Съел, – подумав, очень серьёзно сообщил Леонид, а потом уточнил: – Было невкусно.
Класс заржал. Обстановка внезапно разрядилась.
– Шут гороховый, – процедила Свёкла и вылетела из класса, хлопнув дверью.
Кирины вещи так и остались валяться на столе неопрятной горкой. Разумеется, Светлана Валентиновна извиняться не пожелала.
Ещё бы – много чести!
– Кирочка, детка, ты… ты садись, спасибо, – заикаясь, пробормотала Дашута.
Ни на кого не глядя, Кира прошагала к своей парте, сгребла имущество в сумку и громко спросила:
– А можно я уйду?
– Да, конечно, – торопливо закивала математичка. – Лёня, ты тоже можешь идти. Ты… Ты молодец. Господи, как стыдно! Кира, ты прости, пожалуйста!
Дарья Дмитриевна неожиданно всхлипнула и метнулась из класса.
– Ни фига себе, – громко свистнул Вадим Федянин, «второй парень на деревне», как иногда называла его про себя Кира – рослый глуповатый драчун. – Вот это поворот. Ну ты, Иванцова, зажигалочка. По ходу – алгебры не будет.
Уже выходя из класса, Кира поймала взгляд Артура. Он удивлённо улыбнулся и одобрительно поднял большой палец.
Молодец она, стало быть.
Ну хоть так.
Почему-то после пережитого потрясения эмоции притупились, и даже улыбка Князя не особо впечатлила. Внутри было пусто и тревожно. Вот он какой – вкус победы. Никакой. Ни радости, ни прилива сил. Только бесконечная усталость и желание поплакать в тёмном уголке.
Мазаев вышел следом. Они молча дошли до гардероба, автоматически, всё так же не разговаривая, оделись, и уже на ступеньках, когда дверь школы захлопнулась, Кира внезапно повернулась, пристально посмотрела ему в глаза и спросила:
– Зачем?
– Зачем тетрадь съел? – хмыкнул Мазай.
– Я знаю, что это не ты её взял, – перебила его Кира. – Зачем ты встал?
– М-м-м, – пожал плечами Лёня и уставился на небо. Видимо, это символизировало мучительные раздумья. Проводив взглядом мохнатое облако, гонимое весёлым ветерком, он сморщил лоб и совершенно искренне пояснил: – А фиг его знает. Встал и встал. Какая теперь разница? Ладно, пока, Кирюха! До завтра.
– До завтра, – пробормотала Кира, обалдело глядя вслед однокласснику. А Леонид, не оглядываясь, уже жизнерадостным сайгаком скакал через лужи, размахивая школьной сумкой, как пращой.
«До завтра» не получилось. Уже через час Лёня позвонил в домофон.
Кира так и сидела на пуфике в прихожей, вновь и вновь переживая то, что случилось на алгебре. У неё не было сил, чтобы раздеться, доплестись до кухни и пообедать. Да и некогда было. Мысли многоголосым хором, толкаясь, перебивая друг друга и суматошно бегая по кругу, безрезультатно пытались выстроиться в какую-то связную, логическую цепь.
Было совершенно непонятно, к лучшему всё, что было сегодня, или наоборот – станет ещё хуже. Одно было ясно – Кира о сказанном ни капли не жалела. И о том, что не заложила Цаплину, – тоже. Ведь именно она, девочка-звезда, самая-самая, та, что встречалась с её принцем, как-то странно блестя зелёными бесстыжими глазами, предложила Кире уйти.
– Ты иди, Иванцова, я сама доску вымою, – елейным голоском промяукала тогда Василиса. Надо же – методичку спёрла. Отличница!
Кира даже гордилась, что не наябедничала, хотя и могла. Надо быть выше этого. Если суждено, то Артур сам поймёт…
Додумать Кира не успела. Трель домофона сбила её с толку и даже немного напугала.
– Это я, – одурело доложила Кира в домофон и настороженно затихла.
– Угу! Открываю, – заржал снизу Мазаев.
Кира бестолково заморгала, пытаясь восстановить в памяти порядок действий.
– Иванцова, радость моя, – перестал, наконец, веселиться Лёня. – Это я к тебе пришёл, а не ты ко мне. Открывай, я тебе сюрприз несу.
Мазаев заявлялся к Кире довольно часто, благо жил в соседнем доме. Обычно он приходил, молол всякую чушь, дарил шоколадку, списывал всё, что успевал, и, радостно гикая, уносился, наполняя лестницу дробным грохотом шагов.
