С орбиты Верховная Тара смотрелась как сплошной лес. Что-то в ее грунте было исключительно восприимчивым к воздействию древних семенных кораблей. На Новом Эрене начинали с голого базальта, а Верховная Тара обладала субстратом прокариотного исходного вещества. Этот мир был почти живым — в зависимости от того, как толковать понятие жизни.
Первые колонии были привычным смешением поздних времен Содружества: врадди и мурканцы, жунгво и рооми, которые общались между собой на тантамиже — лингва франка[3]той эпохи. То была романтическая эра, как и любые опасные и интересные времена. Никто не бороздит космос ради лишней цифры после запятой, а вот ради мечты — да. В моду вошли выдуманные анахронизмы из терранского прошлого, и таким образом — «как говорят» — жалкой горстке ирландцев удалось наложить отпечаток своего воображаемого и в некотором роде эксцентричного прошлого на целую колонию. Но после стольких лет древность стала всеобщим достоянием. Большинство людей понятия не имели, откуда родом их воссозданная культура. «Я — ’линианин», — могли они говорить, или: «Я с Ди Больда», или: «Гатмандер я». А другие названия, древние, вроде Полинезии, Британии или России вызывали лишь недоуменные взгляды. Поэтому пестрые толпы в клетчатых одеждах на Верховной Таре могли заплетать волосы в косички или скрывать их под тюрбанами, их кожа могла быть цвета золота, меди или киновари — и при этом они все равно называли себя кельтами.
В центре Балли Окли раскинулся большой ухоженный парк — Зеленый Гавейн. Живые изгороди вились настоящими лабиринтами, красочные сады буйно поросли дикими цветами. С постаментов и пьедесталов взирали забытые писатели и артисты. Журчали фонтанчики, а скамейки давали приют влюбленным парочкам и уставшим путникам. Повсюду были орнаменты: цветочные композиции превращались в живые картины, если на них глядеть издалека; по фонарным столбам ползли змеи; замысловатые геометрические оправы опоясывали бассейны и дорожки, то и дело выходя за границы и превращаясь в причудливые цветы или еще более причудливых зверей, лотосы, свастики и символы «инь-ян» либо просто вычурные заглавные буквы древнего тантамижа. Это было спокойное убежище, где человек мог расслабиться или прогуляться, беседуя со старым другом; в уединенных рощах можно было забыть, что находишься в самом сердце огромного города.
Но чувствовалось нечто искусное в безыскусности Зеленого Гавейна, нечто притворное в его обыденности. Несмотря на дикие травы и нарушенную симметрию, парк выглядел слишком ухоженным. Возможно, лабиринт из живой изгороди и был его настоящим сердцем: коварное место, где запросто можно затеряться.
Арфистка и человек со шрамами торопливо шагали к широкой площадке из блекло-серого камня на восточном краю парка. Скромно державшиеся за руки парочки оборачивались, потревоженные ими. Но арфистке не терпелось начать, а Фу-диру не терпелось закончить.
Главный офис Своры, повернутый фасадом к дороге вдоль Гавейна, казался крошечным по сравнению с соседями, словно стеснительная дева между бесстыжими сестрами. Ни фресок, ни статуй. Только возле простых черных дверей висела медная табличка с надписью «АН ШЕРИВЕШ ЛВРИХАЙ» («Особая служба»).
Фудир сразу обратил внимание на сканер и обхватил его ладонями.
— Лицераспознаватель древней модели, — поведал он. — Сканирует две дюжины параметров: черты лица, не подверженные изменению хирургическим путем, вроде расстояния между глазницами, — Фудир приложил к глазам указательный палец и мизинец, — сверяет тебя со своей картотекой ейгено-лиц.
Человек со шрамами уставился прямо в сканер, растянув губы указательными пальцами.
— Обязательно так делать? — неуверенно спросила арфистка.
— Нет, просто я тогда буду выглядеть красивее. Если моего лица нет в их записях, то им не следовало и устанавливать эту штуку. — Он хмуро посмотрел в камеру. — В древнем Тер-ранском Содружестве тут была бы ТВН.
— Ах, утраченная слава Терры! А что такое ТВН?
— Ох, девочка. На древнемурканском это означало «Техника выявления недруга». Она применяла «бесконтактные, автоматизированные, сенсорные технологии реального времени для выявления культурно отличных, многомодальных показателей неприятельских намерений».
Арфистка нахмурилась.
— Ты хочешь сказать, у терран была машинка, способная сказать им, что кто-то ведет себя подозрительно?
— О да, мемсаиб. Будмаш-человек не пройти, если ИИ сказать, что «он большой дхик». Такая машинка, очень чудно.
— Хотя еще чуднее было бы, если бы она им не требовалась. Что же тогда была за эпоха, если пришлось автоматизировать распознавание недругов?
Но щелчок замка избавил арфистку от новой истории о чудесах Терранского Содружества. Фудир толкнул дверь, и по короткому коридору путники прошли в широкий холл с мраморным полом и единственным столом в дальнем конце. За столом сидел темноволосый мужчина небольшого роста с мешковатыми щеками и приплюснутым носом, из породы людей, известной как шарпи. Казалось, однажды его череп заменили другим, меньшим по размерам, так что кожа, которая когда-то туго обтягивала голову, теперь обвисла складками. Мужчина посмотрел на новоприбывших и нацепил очки на нос, едва способный их удержать.
— Очки ему не нужны, — сказал Фудир. — Но Гончие ничего не делают просто так.
— Помолчи, — сказал Донован.
— У них’ня может быть чудо-машинок Содружества, — ехидно подметила арфистка, — и они ня могут знать наверняка, что выявили всех убийц. Тем не менее посадили в фойе только одного старика.
— Оглянись, — не оборачиваясь, произнес Донован.
Арфистка быстро взглянула за плечо, но ничем не выдала тревоги при виде пулеметного гнезда над дверью и сидевшей там пары Щенов.
— Откуда ты…
— Машикули[4]. Я бы так и поступил. В комнате есть и другие глаза. Ничуть не сомневаюсь. Не стал бы я сбрасывать со счетов и старого клерка. Думаю, его внешний вид обманчив. Вспомни лабиринт в парке. Это мир хитростей и уловок.
Комната была овальной формы, и коридор, ведущий в нее, упирался в стол. В нишах вдоль стен стояли небольшие ониксовые статуи, подсвеченные сзади желтыми лампами. Донован предположил, что это великие Гончие минувших дней, и от него не укрылось, что пара ниш пустовала. Как мило! Они будто намекали, что великие времена еще грядут.
Приблизившись к столу клерка, Донован понял, что тот располагается немного в стороне от прямой коридора и что ниши отличаются по размерам. Для злоумышленника, стоящего на этой прямой, перспектива чуть исказится, как и прицел, если он по глупости пронесет с собой оружие. Комната определенно предназначалась для того, чтобы убить недруга, если он осмелится зайти.
