Она с воем побежала вниз по лестнице.
У себя в комнате мистер Уильям Латтинг выложил деньги на стол.
– Итак, – медленно проговорил он, – ставлю двадцать пять долларов, мой милый Смит, что через час я спущусь вниз и обнимусь с моей квартирной хозяйкой миссис Флаерти как ее старый возлюбленный, и все будет хорошо.
Смит достал свои деньги.
– Даю десятку сверху.
Уильям Латтинг молча покачал головой:
– Вы наивны. Вы плохо меня знаете. Считайте, плакали ваши денежки.
В десять утра в дверь миссис Флаерти постучали как никогда нежно и ласково. И когда она отворила ее, перед ней возникла деревянная личина с вырезанной на ней лучезарной улыбкой и развеселыми глазами.
– Ах, миссис Флаерти!
– Кто это?
Она прижала ладонь к губам.
– Это ты?
– Ну вот, пришел и напугал милую женщину, – сказала жизнерадостная маска.
– Мистер Латтинг, – сказала она.
– Вы ведь впустите этого скверного человека, не правда ли? – спросил он.
– Что такое?
– Я глубоко опечален и раздосадован. О, примите мои извинения, прошу вас о прощении, а не то я умру.
– Но вы были такой странный, – сказала она, стоя в дверях.
– Чудовище, дикарь, варвар, подлец, подонок.
– Не всё сразу, – сказала она.
– А еще болван, жулик, трусишка и чей-то там сын…
– Умоляю!
Она взглянула на обманчиво сияющее лицо. Он сцепил пальцы, словно поклонялся ей. Схватил ее за руку и облобызал губами теплой маски.
– Снисхождения! Вы – леди, а я – неотесанный мужлан!
– Ну я бы не сказала.
В ее глазах читалась неуверенность.
– Вы были так любезны, что поднялись ко мне по всем этим ступенькам, с ноющей спиной…
– Как вы узнали?
– Спины всегда побаливают, мадам, а боль в вашей спине – перл среди всех болей! Я виноват. Возьмите деньги. И вот еще доллар в придачу. Угостите всех дам шоколадным мороженым и расскажите, как этот гадкий мистер Л. обращался с вами и как он потом вынужден был платить отступного, чтобы ему это сошло с рук.
– Теперь вы ведете себя очень даже благопристойно, – сказала она.
– О, как отрадно слышать это от вас. Я весь в горячечном возбуждении. Во мне все бурлит!
– А я как раз затеяла чаепитие, – сказала она. – Зайдете на чашечку?
– Вы завариваете только лучший чай. Сочту за удовольствие.
– Вот бы вы всегда так себя вели.
Она отправилась за сервизом.
– Но ведь артисты такие нервные и своеобразные.
– Желудок.
Он взял у нее розовую чашку.
– Знаете ли, у меня с желудком неладно.
– Ах, бедненький. Кусочек сахару или два?
В двенадцать пополудни мистер Латтинг похлопал Смита по груди.
– Гоните деньги, – сказал он.
– Какие деньги? – спросил Смит.
– Смотрите, – сказал Латтинг.
Он постучал в окно и помахал миссис Флаерти, которая вывешивала свежее белье на веревку на залитом солнцем заднем дворике.
Она помахала ему в ответ и захихикала.
– Черт побери! – и мистер Смит выудил из кармана деньги расплатиться за проигранное пари.
Маленькая девочка играла желтым мячиком, когда мистер Уильям Латтинг спустился во двор глотнуть свежего полуденного воздуха.
– Привет!
Латтинг посмотрел на нее сверху вниз. Она показалась ему очень нежной, теплой как молоко, очень вежливой и заинтересованной им. Она сначала отвела глаза, а потом снова посмотрела на его умеренную, простую бесстрастную маску.
– Я – Анна Монтгомери, – сказала она. – Я живу на втором этаже в конце коридора. А вы – мистер Латтинг.
– И тебе хочется узнать, почему я ношу эту маску, – сказал он.
– Да.
– И зачем я переехал в этот район из очень престижного района у реки, при том, что у меня есть роскошная машина. Вот что тебе хочется знать. Так?
Она ненадолго задумалась, а затем кивнула.
– Ну, – сказал он очень тихо, присаживаясь рядом. – Я ношу эту маску, чтобы меня спрашивали, зачем я ее ношу.
– А!!! Ха-ха-ха!!! – рассмеялась она.
– Нет, вполне серьезно! В самом деле! Никаких других причин. Если хочешь, назови это экспериментом.
– А что под ней? – поинтересовалась она, глядя на его неподвижный рот.
– Тоска зеленая, – ответил он.
Ветер трепал ее мягкие локоны. Она крепко сжимала резиновый мяч.
– Нет, я хочу сказать, что у вас под маской?
– Лицо.
– Тогда почему вы им не пользуетесь?
– Я не умею ходить с каким-то одним выражением на лице. Милая мадемуазель, в наши времена невозможно хранить на лице одно-единственное выражение. Если я улыбаюсь, то получается лицемерно. Прости, я хочу сказать, я не чувствую, что у меня на лице улыбка, это просто игра. Если я улыбаюсь, моя улыбка вырождается в печаль. Как бы это объяснить? Я лишен переживаний. Я – Пустотелый Человек. Один из величайших пустопорожних человеков нашего времени. Я совершенно полый.
– У вас есть сердце, легкие, желудок и печень.
– В этом нас уверяют ученые, причем чеканным и безапелляционным тоном.
Девочка призадумалась и повернулась к нему, когда ей пришел в голову новый вопрос:
– Вы ходите в церковь?
– На этот случай у меня тоже припасена изумительной работы маска, бледная, словно чистейший костяной фарфор, и высокохудожественная. Ей-богу, она совершенно бесстрастна: из нее вытравлены, выпарены последние остатки чувств и эмоций. Ее глаза возведены только и только к небесам. Из золотистого венчика на макушке постоянно струится слабый аромат ладана. Могу как-нибудь дать тебе поносить. Она хранится у меня наверху в футляре.
– А вы забавный, – сказала она и убежала играть.
Некий сеньор Серда, что живет в приозерном городе Пацукаро, в захолустной мексиканской глубинке, получил от него инструкции по изготовлению маски к определенному сроку. И сеньор Серда трудился ночами напролет при свете коптилки, а порой – при свете доброй, почти тропической луны, плавающей среди слоистых облаков и десяти миллиардов звезд. В Соединенных Штатах ничего подобного не увидишь.
Многие годы жил да был в Соединенных Штатах жестковатый мистер Уильям Латтинг при своих обедах и винах. За коктейлем, бывало, его одолевали сомнения, и он задумывался: «Вот в этот самый момент сеньор Серда работает на меня. В трех тысячах милях отсюда, на мощеном дворике, под плеск фонтана, в компании птицы, что прыгает и скребется в клетке на столбе – вот он сеньор Серда с ножом и древесиной. Мы, двое, вдалеке друг от друга, заняты одним делом. Он отвечает за внешний облик, а я – за его костяк и мышцы. Я отвечаю за разум, который оживит и одушевит эту заготовку. Это еще вопрос, кто и что для кого готовит? Может, это я – вдохновитель? Нет, не всегда. Но в данном случае – да».
