Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 57
– Да? – улыбнулся Сеченов. – А вот как вы определяете? Вот взять меня – сам-то я вам правду говорил или обманывал? Может, я и не Сеченов вовсе, а так – какой-нибудь… Перепупкин? Как вы проверяете?
Я погрозил ему пальцем.
– И все же, – сказал я, – не откажите в милости – если у меня возникнут вопросы, мог бы я с вами обсудить их?
Сеченов полез в жилетный карман и достал визитную карточку.
– Пожалуйста. Вот вам доказательство, что я тот, за кого себя выдаю. Если я буду не занят, то милости прошу.
– Ну, – заметил я, – напечатать какие угодно визитные карточки – это плевое дело!
Он схватил меня за руку и потряс. Потом тепло попрощался и увел внучку домой. А я стал дожидаться окончания представления, чтобы перехватить Гамбрини и задать ему несколько вопросов.
Наконец он вышел с чемоданом в руке и начал взглядом искать извозчика.
– Господин Гамбрини, – обратился я к нему, – можно задать вам несколько вопросов?
Иллюзионист обернулся.
– Вы кто?
– Моя фамилия Гиляровский.
Гамбрини прищурился:
– Я вас видел, не помню, где и когда.
– Да давеча, перед цирком.
Гамбрини вспомнил.
– Вы приятель Дурова?
– Нет.
– Но вы были вместе с ним.
– Вы ошибаетесь.
Гамбрини побледнел.
– Нет-нет! Я определенно помню, что вы стояли рядом с ним! Что вам от меня нужно? Работаете на него? Хотите свести меня с ума? Нет! Не получится, господин хороший! Я вас не знаю и знать не хочу! А будете приставать – сейчас крикну «караул!».
Он все это выпалил одним духом и, увидев сани, побежал к ним, забросил чемодан и сам уселся, приказав гнать отсюда.
«Ну и дурень!» – подумал я только.
Определенно он был сильно напуган.
4
«Тошниловка»
На следующий день с утра я занял стол в библиотеке и потребовал подшивки газет пятилетней давности, чтобы понять, что же я пропустил в цирковой жизни такого, что касалось «смертельных номеров» в заведении Саламонского. И довольно скоро понял причину своего неведения на этот счет – все события происходили в ту пору, когда я выезжал в южные степи писать об эпидемии холеры!
А материалов было действительно много. Тот же «Московский листок» подробно описывал все дело – по большей части именно из его статей я для себя восстановил ход событий, случившихся пять лет назад за неделю после Пасхи, когда и театрам, и циркам разрешалось, наконец, давать представления в столичных городах после Великого поста. Правда, меня немного покоробило, что «Листок» и не пытался дать хоть какое-то рациональное объяснение трагедий, произошедших с гимнастом Евгением Беляцким и дрессировщиком Павлом Кукесом, но, с другой стороны, это было вполне в духе данной газеты, рассчитанной на непритязательный вкус большинства. Авторы туманно намекали на проклятия, небесные кары и прочее. Причем тут же вполне бесстыдно говоря, что в соседнем цирке братьев Никитиных подобные трагедии – исключение, поскольку там цирковое дело якобы поставлено на более профессиональную основу – скорее всего эти неуместные пассажи появились в заметках не просто так. В цирковом деле шла яростная конкуренция, и я не удивился бы, узнав, что кто-то из Никитиных принес «барашка в бумажке» главному редактору «Листка».
И все газеты отмечали, что после первой же трагедии публика буквально ломилась на представления в цирке Саламонского, привлеченная, надо полагать, запахом крови – как падальщики слетаются к павшему животному. Увы, таково свойство всякой толпы – от предвкушения будоражащего нервы зрелища она звереет, забывая все нормы пристойности.
В газетах того времени я не нашел ничего нового, кроме одной только маленькой детали, за которую вдруг уцепился мой мозг – ассистенткой гимнаста Беляцкого была названа его племянница, совсем юная артистка Лили Марсель. Французское имя, как я полагал, было псевдонимом, принятым в наших цирках, где все еще царили иностранцы и преклонение перед всем заграничным.
Зато мне удалось наконец совместить эти убийства с общим фоном – теми событиями – довольно бурными, которые происходили пять лет назад в цирковом мире. Цирк Саламонского в то время был самым популярным в Первопрестольной – после того, как сумел потеснить филиал знаменитого петербургского цирка Чинизелли. И вдруг появляются откуда-то из провинции три брата – Никитины Дмитрий, Петр и Аким. Сыновья простого шарманщика, бывшего крепостного, начинавшие с того, что они «газировали» под шарманку отца – то есть выступали под открытым небом «на газоне» с неловкими акробатическими трюками, поступив в труппу Баренека, скоро выкупили его дело, а потом из Саратова нагрянули в Москву с совершенно новой по тем временам идеей. Саламонский, подражая великолепному Чинизелли, делал ставку на иностранных артистов. Да и русские циркачи у него брали себе заграничные псевдонимы – как тот же Гамбрини. А вот Никитины, наоборот, – отвергали все иностранное. Артисты у них выступали под своими русскими именами. А публику они зазывали и вовсе демократичную – разночинцев, рабочих, мелких чиновников, солдат.
И уж наглости им было не занимать. В Москве они выкупили деревянное здание вплотную к цирку Саламонского – почти вход ко входу. И начали перебивать публику, которая ходила в прежний цирк. Саламонский начал терпеть страшные убытки, однако как раз пять лет назад сумел-таки выкупить цирк Никитиных. И подписать с ними контракт, по которому они не имели права выступать в Москве. Никитины уехали, но уже через год вернулись и снова принялись устраивать свой цирк – правда, теперь уже в другом месте. Взбешенный Саламонский подал на них в суд, предъявив подписанный контракт, но… проиграл. Поскольку под контрактом стояла подпись старшего Никитина – Дмитрия. А в новом деле директором значился его брат Петр, бумаги не подписывавший и потому никакой ответственности не несший.
Однако, подумал я, странное совпадение – борьба Саламонского с цирком Никитиных велась в то же самое время, когда на афишах первого появились черепа. Нет ли тут какой-то связи? Могли ли Никитины таким образом запугивать конкурента? Проверить это было нелегко, так что я начал с той самой детали, которая меня заинтересовала чуть ранее. С племянницы Беляцкого, скрывавшейся под псевдонимом Лили Марсель. Помнится, и Дуров говорил о племяннице, последней в этой цирковой династии… Именно она была ближе всех к первой жертве черепа на афише.
Вечером я снова поехал в «Тошниловку». Мой старый знакомый Сидор Прокопьич Статуй уже восседал на своем законном месте. Купив ему водки, я спросил:
– Прокопьич, а знал ли ты канатоходца Беляцкого, который пять лет назад разбился у Саламонского?
– Как не знать. Знал. Хороший был артист, упокой господь его душу. Но непьющий.
– А осталась от него семья?
Старик воздел свои кустистые брови:
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 57
