— Меня зовут Лэмб, — сказал он.
— Я читал вашу книгу. А теперь вы финансируете постановку одной из пьес старика Вилли.
Лэмб с усилием повернул голову и взглянул на Хэрби.
— Этот парень просто полоумный, — пробормотал он жалобно. — Я не хочу терять время на беседу с полоумным. По-хорошему он не понимает.
— Я не прочь растолковать ему все по-другому, мистер Лэмб, — ухмыльнулся Хэрби.
Лэмб снова посмотрел на меня и пожал плечами.
— Я не знаю, зачем этой ведьме понадобилось нанимать частного детектива, — проговорил он медленно, словно я плохо понимал по-английски. — Да и не особенно интересуюсь. Я только хочу, чтобы Блэр спокойно репетировал свою роль, поскольку в спектакль уже вложена крупная сумма. Так что не делайте ничего, что могло бы этому помешать. Дошло?
— Вы возьмете образец обивки моей мебели или за нее будет платить Хэрби из своего жалованья?
— Острите? — угрожающе проговорил Лэмб. — Изображаете из себя голливудского супермена? Ничего, сейчас Хэрби займется вами по-настоящему.
— Вы немного переигрываете, толстячок, — заметил я. — Убирайтесь из моего кабинета и Хэрби прихватите с собой, да, ради Бога, не забудьте запереть его в клетку на ночь. Если я захочу завести в конторе привидение, я уж как-нибудь сам разберусь.
— Ну ладно. — Лэмб опять пожал плечами, ухитрившись при этом не порвать костюм, потом взглянул на Хэрби и произнес: — Займись им.
Хэрби двинулся на меня, улыбаясь и на ходу вытаскивая из кармана правую руку, в которой блеснул кастет.
— На этот раз, Бойд, — сказал он нежно, — тебе придется плохо. У французов это зовется «французский бокс». У англичан для такого развлечения нет названия — драться ногами кажется им неспортивным, некультурным и вообще занятием для грубых иностранцев.
Когда кулак Хэрби со свистом устремился к моему лицу, я качнулся назад, балансируя на правой ноге, и, высоко взмахнув левой, хряснул его в правую почку.
Хэрби свалился на пол бесформенной грудой и остался лежать, корчась от боли. Впрочем, он держался стойко и ни разу не застонал.
Я наклонился, сгреб его за лацканы пиджака, поставил на колени и стукнул ребром ладони по переносице. Надеюсь, удар был хорошим. По крайней мере, Хэрби опять рухнул на пол.
— Ну, хватит, — резко сказал Лэмб. — Уже довольно!
— Я еще только начинаю, толстяк! Хотите остаться на вторую серию?
— Назад или получите пулю!
Я поднял глаза и увидел наведенный на меня пистолет 32-го калибра.
— Не хватит духу, боров, — ухмыльнулся я.
В следующее мгновение прогремел выстрел. Пуля пролетела достаточно близко, чтоб ветерок шевельнул мои волосы. Я втянул в себя воздух, потом медленно повернулся и посмотрел на дыру в штукатурке. Она приходилась на дюйм выше моей головы.
— Значит, вы не шутили, — заключил я, и, признаюсь, голос мой немного дрожал.
— Вам лучше убраться отсюда, Бойд, — произнес Лэмб. По его лицу струился пот от усилия, с которым он нажимал на спуск. — Если вы будете здесь, когда Хэрби очнется, он разрежет вас на мелкие кусочки, и даже я не смогу его остановить.
Кто такой Дэнни Бойд, чтобы спорить с человеком, только что стрелявшим в него? Я направился к двери и, проходя мимо толстяка, невольно втянул голову в плечи.
— Еще одно слово, Бойд, — произнес он мягко. — Если вы еще раз позвоните Эдель Блэр или встретитесь с ней, то я лично позабочусь, чтобы вы очутились в морге.
Я мог бы сказать кое-что на эту тему, но Хэрби как раз издал прерывистое мычание, собираясь очнуться. Похоже, мне пора было убираться ко всем чертям, что я и сделал.
Глава 4
— Итак, — пророкотал Николас, когда я въехал в открытые ворота и покатил к зданию, — это и есть тот сумасшедший дом, где мне предстоит изображать психа?
— И потерять тысячу долларов, Никки. Не забывайте этого.
Николас встрепенулся:
— Вам уже говорили, что вы невежа?
— Однажды я участвовал в конкурсе на самого обходительного мужчину Кони-Айленда, — ответил я. — Меня выдвинула одна блондинка, которая влюбилась в меня по уши. Единственное, что она могла мне отдать, был ее голос. Но я его не взял.
— Могу себе представить, — ухмыльнулся Николас.
— Пусть внешность не вводит вас в заблуждение, Никки, — продолжал я. — Внутри бьется мужественное сердце.
— Бриллиант чистой воды в четырнадцать каратов, — холодно произнесла Эдель.
Я остановил машину перед домом, и мы вышли. Николас недоверчиво посмотрел на входную дверь и повернулся к Эдель:
— Ты правда выбрала это место наугад, по телефонной книге?
— Ну а как по-твоему, — нетерпеливо ответила она. — Или ты думаешь, что мне некуда девать тысячу долларов?
— И то верно. — Он тяжело вздохнул. — Давайте разделаемся с этим. Будем сверять часы, Дэниел?
— Зачем? Главное — чтобы вам удалось водить за нос психиатра пятнадцать минут.
Я толкнул тяжелые стеклянные двери с прокладкой из проволочной сетки, и мы вошли внутрь.
Плоскогрудая, с белесыми волосами медсестра посмотрела на нас.
— Мистер и миссис Блэр к доктору, — сказала Эдель, — мы записаны на прием.
— Он в своем кабинете, — сестра указала на дверь, — проходите.
Первой вошла Эдель, и я посторонился, пропуская Николаса. Оказалось, я зря беспокоился: Эдель явно заслуживала роли в пьесе. Она управилась с Фрезером так ловко, что у него не было возможности ляпнуть не то.
— Я миссис Блэр, — заявила она прямо с порога. — Я вам звонила вчера. Это мой муж Николас Блэр, а это наш друг, мистер Бойд.
— Доброе утро, — любезно проговорил мистер Фрезер. Он подал руку Николасу, потом мне, даже виду не подав, что мы знакомы. — Садитесь, пожалуйста.
Мы уселись возле стола. Я закурил сигарету и скрестил пальцы правой руки. Мои часы показывали одиннадцать десять.
Я поднял глаза и увидел, что Николас улыбается. Он слегка кивнул мне, в следующее мгновение вскочил на ноги и начал расхаживать по комнате, глубоко засунув руки в карманы. Плечи его рефлекторно дергались.
— Все это часть заговора, — внезапно сказал он. — Кто этот человек?
— Заговора? — мягко спросил Фрезер.
— Заговора! — подтвердил Николас, потом посмотрел на Эдель и воскликнул: — Так что теперь, милая королева?
— А, — с пониманием проговорил доктор, — «Гамлет».
— Вы узнали меня, — учтиво поклонился Николас.
— Я узнал пьесу, — сказал Фрезер.
— Пьесу, — повторил Николас, и его голос гулко отозвался в стенах кабинета. — Вы думаете, это лицедейство?