Рассказ о том, как я друга своего Кирюху настоем хвойным от пьянства избавил
Утром, как и всегда, меня разбудил первый гудок заводской. Вставать не охота было, но надо как-никак… Выглянув в окно, я не увидел солнышка. Оно спряталось где-то за толщей нахлынувших туч, что опечалило меня, ибо хотел я после работы по лесу прогуляться, травок пособирать, а под дождем-то особо не разгуляешься. На улицах начали появляться первые рабочие заводские, да пастухи с коровами. Умывшись, отведав сухарей ржаных с квасом ядреным, я отправился в этот пасмурный день на завод. Был уже июнь месяц, помню, поэтому на улице было светло совсем, несмотря на небо пасмурное. Пока я на работу шел, внутри у меня было какое-то беспокойство непонятное. Предчувствовал я, что на работе что-то плохое будет. И оно не обмануло меня. На пути к моему месту рабочему меня встретил Евгенич, трубоукладчик наш. Таким серьезным я его еще никогда не видел.
– Здорово, Афанасич, – поздоровался трубоукладчик. – Новость плохая у меня, Кирюху-то рассчитали с завода…
– Как же так… – оцепенел я.
Кирюшка был другом моим лучшим, мы с ним еще с молодецких времен вместе работали. Только как с армии вернулся, я в слесаря пошел, а Кирюха – в токари. Хоть мы и в разных цехах работать начали, дружба наша еще крепче стала. Часто мы выбирались на природу вместе, помогали друг другу всячески… Замечательный человек он был. Никогда в помощи не отказывал, всегда был честен да справедлив. Кирюшка всегда смотрел в глубь вещей да поразмышлять любил о смысле жизни. Его мы прозвали даже «Философ». Больше всего Кирюшка стихи любил, и даже писал сам. Бывало и на заводе, все обедать уйдут в столовую-то, а он сядет, да писать начнет. А потом, как мы с работы возвращались, он читал мне свои творения… У сынишки его, Петьки, я крестным стал. Кирюха был единственным родным человеком у Петьки. Матушка его померла три года назад. Сердце у нее прихватило внезапно, и помочь никто не смог. Еще у него были бабка с дедкой по матери, но они жили в другой деревне, далеко отсюда. Как же Петька жить-то теперь будет, когда кормильца единственного работы лишили…
– Так ты не знаешь, что ль, ничего, Афанасич? Кирюха-то спился… Ужо месяц как на работе-то не появляется.
Мне горестно стало да стыдно. Как же так, с другом лучшим такая беда случилась, а я и не знаю ничего… Я еще несколько недель назад заметил, что Кирюхи не видать что-то, да подумал, что просто занят он шибко у себя в цеху, да дома дела по хозяйству какие-нибудь. Не думал я, что плохое что-то произойти может… После рабочего дня я решил прямиком отправиться к Кирюшке да Петьке – проведать их да разузнать, что за беда-то такая случилась.
Дом Кирюшкин находился на другом конце поселка, на отшибе самом, возле леспромхоза. Местность эта была безлюдной, всего улочек пара-тройка, в которых домов-то раз, два и обчелся. Лето, казалось бы, детишки должны бегать да резвиться, красавицы молодые между собой хихикаться, но ничего этого не было здесь. Только какая-то старуха в рубище черном с пустым ведром вдоль дороги бредет. Тишина… И лишь где-то вдали, в другой части поселка кто-то песни распевал.
Дошел я до Кирюшкиного дома, который стоял ближе всего к лесу. Взглянув в сторону огорода, я увидел, что не засажено толком ничего. Постучал я в старую, обветшавшую дверь. Тихо. Будто и нет никого в доме. Постучал еще раз. Тут что-то скрипнуло внутри. Глянув в окно, я увидел исхудавшее лицо Петьки, уставившегося на меня своими большими, выразительными глазами. Я кивком попросил Петьку дверь мне открыть. Он, чуть поколебавшись, исчез из окна, и через несколько мгновений был уже у двери.
– Здорово, Петенька, – говорю.
– Здорово, Зеленый, – улыбнулся Петька.
Как я рассказал ему, что в школьные времена меня «Зеленым» прозвали, так Петька и сам так меня звать стал. Я протянул Петьке руку и поздоровался, как с мужиком. Мы прошли в дом. Внутри было тихо и темно, занавески полностью окна закрывали. Кирюхи внутри не было.
– Что у вас случилось-то? – спросил я, присев на жесткий, пошатывающийся стул.
– Да плохо все, дядь, – радость от моего прихода исчезла с лица мальчугана. – Батька пьет уже месяц почти, на работу не ходит. А вечером постоянно в гараже запирается… Боюсь я, что он там сделает чего-нибудь с собой…
– А чего это он так, что произошло-то с ним?
– А не знает никто… Я хотел было поговорить с папкой, да он мне: «Мал ты еще, Петька, не понять тебе»… Незадолго до этого я видел, как он взял все свои письмена со стихами и выбросил в печь. Я хотел было их достать, но опоздал. Почти все сгорело, пепел один остался…
