Лицо Казиля посветлело, и радость сверкнула в его черных, глубоких глазах.
Согор положил Джорджа Малькольма на подушки из паланкина, потом, указав на Стопа, спросил:
— Хорошо, — отвечал индус, — я на это и рассчитывал.
Затем, вытащив флакон, он поднес его к ноздрям спящих и, повернувшись к Казилю, сказал:
— Через минуту они оба проснутся.
VI. ПРОБУЖДЕНИЕ
— Что мне теперь делать? — спросил Казиль.
— То же самое, что бы ты делал вчера, не случись грозы. Ты должен проводить этого англичанина в Бенарес, — отвечал Согор.
— Что мне отвечать на расспросы?
— Ты ничего не видел, не слышал, знаешь только, что эти люди долго спали.
— Повинуюсь…
— Очень хорошо… Сыны Бовани всегда слушаются и никогда не возражают.
Сэр Джордж и Стоп зашевелились. Согор бросился к проходу, и сдвинутая им плита стала на место.
Прошло минут пять. Господин и лакей открыли глаза. Взгляд Джорджа устремился на стены круглой залы, он узнал мрачный купол, странные барельефы. Безграничное удивление было на его лице.
— Неужели я действительно все это видел только во сне? — прошептал он.
Стоп, потирая бока, в свою очередь ворчал:
— Черт бы побрал эту Индию! Проклятый храм оказался сырее самого мерзкого погреба. Я, конечно, хорошо спал, но зато тело у меня разламывается, как будто я всю зиму охотился в Нортумберленде! Желудок же совершенно пуст, и страшно хочется есть.
Сэр Джордж встал с подушек и, подойдя к выходу, соединявшему круглую комнату с развалинами, посмотрел во двор, приняв бледный свет луны за рассвет.
— Мы спали долго, — сказал он, — уже наступает утро.
— Вы ошибаетесь, — ответил молодой индус. — Сегодня очень лунная ночь.
— Что ты говоришь?! — вскричал англичанин. — Значит, ночная гроза быстро прошла?
— Еще вчера, господин…
— Вчера? Я не понимаю тебя.
— Мы здесь находимся уже целые сутки. Ночь сменилась днем, а день ночью.
— Это невозможно! — воскликнул Джордж.
— Я говорю правду, господин! Вы оба спали, и ваш сон был настолько глубок, что я не осмелился разбудить вас.
— Я уверен в этом, ваша честь! — подтвердил Стоп. — Теперь мне понятны судороги в желудке. Не есть в течение двадцати четырех часов. Я умираю с голоду. Пусть ваша честь спросит у своей совести, то есть, я хочу сказать, у желудка. Он должен чувствовать то же самое, что и мой, так как ваша честь постилась столько же времени, сколько и я.
— Вот ты и ошибаешься, — возразил Джордж, внимательно глядя на Казиля и изучая его.
— Ваша честь изволили завтракать?
— Нет, но зато я ужинал.
— А! Когда же это?
— Прошлой ночью.
— И где же?
— Не знаю.
— Ваша честь шутит! Ваша честь насмехается надо мной!
— Никогда в жизни я не был так серьезен.
— Но тогда, значит, вы не все время спали?
— Может быть… Что нам скажет по этому поводу Казиль?
В течение всего разговора господина со слугой лицо молодого индуса оставалось безразличным. Можно было подумать, что он ничего не слышит.
Когда же сэр Джордж прямо обратился к нему, он ответил:
— С тех пор, как вы уснули, я бодрствовал и видел, что ваши веки во время сна ни разу не приподнялись.
Это было сказано Казилем таким убедительным и чистосердечным тоном, что молодой англичанин почувствовал тут же, как рассеялись его последние сомнения.
— Мне все приснилось! — разочарованно сказал он.
Любопытство заставило Стопа навострить уши. Подойдя к господину, он спросил:
— Как, ваша честь видела сон?
— Да.
— Приятный?
— Восхитительный!
— Вероятно, ваша честь ужинала, и ужинала так хорошо, что не чувствует голода? Со мной, к несчастью, не случилось ничего подобного.
— Я действительно находился в стране чудес…
— Так вам приснилось еще что-то?
— Конечно.
Казиль, внешне спокойный, слушал рассказ с еще большим любопытством, чем Стоп, зная, что предполагаемый сон Джорджа Малькольма происходил в действительности.
— Во сне я ужинал не один.
— Наверное, Бог послал вам веселого собеседника?
— Собеседника? Нет. Собеседницу…
— О! Это еще лучше. И хорошенькую?
— Необыкновенно прекрасную… Впрочем, я могу только догадываться, потому что на ее лице была черная бархатная маска, которую она отказалась снять, несмотря на все мои просьбы.
— Странное упрямство! Такое я видел однажды, и то лишь в парижской опере… Ну и как вела себя дама?
— Я поклялся ей в любви; и клянусь честью дворянина, в ту минуту я говорил от всего сердца.
— Такое бывает после ужина. Все знают, что такие обещания ни к чему не обязывают!
Джордж Малькольм засмеялся.
— Уж не принадлежишь ли ты, Стоп, к числу ловеласов?
— Да нет. Не совсем. Но каждый раз, когда мы бывали в Лондоне, дамы очень меня баловали.
Затем, немного выждав, Стоп спросил:
— И дама в черной маске поверила клятвам вашей чести?
— По крайней мере внешне.
Стоп приложил палец правой руки к левому глазу и лукаво произнес:
— Ну а потом?
— Потом я почувствовал, что непреодолимый сон овладевает мной… голова закружилась, и я потерял сознание… Если случившееся со мной было сном, то и теперь вряд ли я бодрствую.
— О, ваша честь не спит сейчас, так же как и я! — вскричал Стоп. — Можно смело поклясться в этом!
— Но как объяснить это странное явление… этот длительный сон, овладевший нами обоими?
Джордж Малькольм опять повернулся к Казилю:
— Известны ли тебе подобные случаи?
— Да, господин. Гроза часто оказывает подобное действие на впервые приехавших в нашу страну.
У Джорджа Малькольма не было причин подозревать молодого индуса во лжи, и поэтому он поверил ему.
— Надеюсь, ничто не сможет помешать нам продолжать путь?
— Конечно, господин. Люди отдохнули, погода хорошая, ночь светлая, а дороги сухи. Еще до восьми утра мы будем у цели.
