Книга Чужая луна - Игорь Болгарин

— Сыпал снег буланому под ноги,

С моря дул холодный ветерок.

Ехал казак дальнею дорогой,

Завернул погреться в хуторок…

Врангель проснулся и довольно долго вслушивался в завывание ветра. А потом в звуки непогоды вдруг вплелась эта песня. Голос был молодой, чистый, но звучал он тягуче, печально.

Было еще сумеречно. Но небо уже посветлело. Шторм продолжался с прежней силой.

— Встренула хозяйка молодая,

Как встречает родная семья…

— Чего горло здесь дерешь! — прервал пение властный, с хрипотцой, голос, вероятно, вахтенного.

— А что, нельзя?

— Здесь нельзя! Иди вниз, там надрывайся сколь хочешь!

— А мне здесь сподручнее.

— Дура! Тут их превосходительство почивают! А ну как разбудишь…

Удаляясь, прозвучали шаги — сначала по палубе, потом по металлическому трапу. Стихли голоса.

Врангель с легкой досадой пожалел, что так и не узнал, что же дальше случилось с тем казаком в незнакомом ему хуторке.

Котляревский поворочался, что-то промычал во сне и с головой укутался одеялом.

Врангель тихо оделся и вышел на палубу.

Дождь кончился, но ветер дул холодный, порывистый. Море было темное, неприветливое. Тяжелые, отливающие холодным блеском волны медленно надвигались на крейсер и шумно дробились о его бронированные борта.

Крейсер лежал в дрейфе.

Врангель прошел в капитанскую рубку, капитан сидя курил. При виде Врангеля поднялся.

— Доброе утро, — мрачно поздоровался Врангель.

— Не сказал бы, — не согласился капитан и погасил в пепельнице папиросу. — Здравствуйте, ваше превосходительство!

— Что нового у нас?

— Ничего хорошего. Еще с ночи собираем до кучи эскадру. Раскидало по морю. Часть керченских плыли черт знает на чем. На такой посуде в пруду, и то плавать опасно. Начали тонуть. Пришлось спасать людей, пересаживать. А всю эту мелочевку — баркасы, парусники, самоходки — пришлось затопить. Семь корыт.

— Все?

— Потерялся эсминец «Живой». Тоже ночью. Шел на буксире у «Херсона», лопнул трос. И вот уже третий час ищем. Катера, тральщики задействовали. Пока ничего утешительного.

— Может, тоже трос топором? — спросил Врангель.

— Нет-нет. Перетерся и оборвался. Никаких сомнений.

Вскоре из серых утренних сумерек вынырнул катер Главнокомандующего. Он зашел к крейсеру с подветренной стороны. Матросы проворно его закрепили, помогли генералу Кутепову и адмиралу Кедрову подняться на борт крейсера.

Врангель пошел им навстречу.

Кедров стал докладывать о ночных происшествиях, в частности, об эсминце «Живом».

Еще во время загрузки судов капитан первого ранга Потемкин выразил Кедрову сомнение, что старый эсминец вряд ли выдержит переход до Константинополя. Особенно, если, неровен час, начнутся штормы.

Но времени на ремонт уже не было. И надеяться тоже уже было не на что. «Живого» загрузили, как и остальные суда, сверх всякой меры — двести пятьдесят человек, главным образом казаков и офицеров Донского корпуса. Перестраховываясь, решили, что «Живой» пойдет не своим ходом, а его будет буксировать мощный транспорт «Херсон». Учли, казалось бы, все. Забыли или не успели проверить только буксировочный трос. На «Живом» он был старый, состоящий из нескольких кусков.

Заканчивая свой доклад, Кедров сказал:

— Полагаю и надеюсь, что «Живой» своим ходом придет в Константинополь. Если же погибнет, осознавая свою вину, готов предстать перед военным судом.

— Ну, о суде, буде такая угроза над вами повиснет, поговорим потом, — насупился Врангель. — Что можно предпринять еще сейчас?

— Думаю, мы уже исчерпали время на поиски. Сейчас мы уже рискуем всей эскадрой.

— Вы имеете в виду большевистские подводные лодки?

— Не только. Но и их тоже.

Врангель вопросительно посмотрел на Кутепова, но тот промолчал.

— Ну, что ж… — не дождавшись ответа Кутепова, тихо сказал он. — Будем надеяться, Господь не обойдет их своею милостью.

Кедров прошел к рубке, сказал стоящему у двери и ожидающему дальнейших указаний капитану:

— С Богом!

Капитан ушел в рубку, звякнул судовой телеграф. Тот час заработали судовые двигатели и крейсер, набирая скорость, стал резать носом на него набегающую и все еще крутую волну.

Врангель обернулся, посмотрел назад. Из рваной серой утренней мороси за «Генералом Корниловым» тянулась вся эскадра. Друг за дружкой тянулись миноносцы и крейсеры, броненосцы и ледоколы, транспорты, пароходы и плавучие мастерские. Шла в этом кильватерном строю даже подводная лодка с диковинным для черноморских судов именем «Тюлень».

Серьезных потерь до самого Константинополя эскадра больше не претерпела, кроме разве что грустных приключений самоходной баржи «Хриси». Во время посадки солдат и офицеров она находилась в ялтинском порту, но как на судно на нее никто не обращал никакого внимания. Но когда все суда уже были загружены, а на берегу еще оставалось большое количество боящихся плена солдат, взгляд генерала Драценко упал на эту старую плоскодонную посудину. После небольших препирательств с владельцем и одновременно капитаном баржи греком Паскуриди Драценко усадил на «Хриси» всех остававшихся на берегу.

Два дня она шла вместе со всей эскадрой, а на третью ночь, когда начался шторм, она, как и эсминец «Живой», исчезла. Но ее с трудом нашли. И выяснилось: оторвавшись в темноте от эскадры, она держала путь строго на Одессу. Решили, что Паскуриди хотел вернуться к большевикам. Оказавшийся на борту «Хриси» генерал-лейтенант Римский-Корсаков свершил скорый суд и приказал Паскуриди расстрелять.

После того как мертвое тело Паскуриди оказалось за бортом, выяснилось, что грек ни в чем не был виноват. Во время погрузки солдат и офицеров на баржу кто-то поставил неподалеку от руля два «максима» и еще кучу какого-то железа. Пока погода благоприятствовала эскадре, все шли в едином строю, не особо обращая внимания на некоторые погрешности в показаниях компаса. В ночь, когда разыгрался шторм, Паскуриди вдруг не обнаружил поблизости кораблей. Что делать? Он был опытным мореходом, много раз вдоль и поперек избороздил Черное море и был уверен, что сумеет самостоятельно привести баржу в Константинополь. Он только не догадывался, что его компас врет.