Через некоторое время Чамберс ощутил ее напряженность. Рейчел подняла голову, и они одновременно посмотрели на свое отражение в затемненном стекле. Ее гладкая смуглая кожа, точно так же как и неумная страсть, указывала на происхождение: у Рейчел были американские и креольские корни. Густые волосы черного дерева, подрезанные покороче скорее для удобства, чем ради стиля, увеличивали ее глаза и подчеркивали огонь, горевший в них. Но взгляд все равно оставался уязвимым. Ее скулы, высокие и гордые, королевский росчерк ноздрей, яркая наполненность губ, изящная чувственность тела все сильнее захватывали его в плен, Чамберс не мог этого отрицать.
Подняв руку, она коснулась его глаз, которые видели множество трагедий и страданий — он всю жизнь боролся с несправедливостью. Она любила его больше всего на свете и знала, насколько он предан бедным людям, как переживает из-за их мучений. Он единственный, перед кем Рейчел могла излить свою ярость и беспокойство, будучи уверена, что ее поймут. Он всегда оказывался рядом в моменты безнадежности и бессилия, его меткое слово и злой юмор способны были рассмешить ее даже в самые тяжкие минуты.
— Я говорил и с Франсиско, — добавил он. — Он пытался связаться с тобой и сообщить, что готов предоставить тебе внутреннюю полосу в завтрашнем номере «Эль-Темпо». С материалом за твоей подписью, если хочешь.
Ее темные глаза сузились.
— Почему бы мне не хотеть этого?
Том молчал.
— О Боже! — простонала Рейчел, когда до нее дошло.
Он кивнул.
Она замотала головой в отчаянии:
— Эта страна не христианская, это варварская страна.
— Поэтому я и хочу, чтобы тебя здесь не было к концу недели, — сказал он.
— Что-то случилось? — тревожно спросила она.
— Со мной пару дней назад связались представители картеля «Кали», — сообщил он. — Обещают помочь выйти на одного человека, который не намерен возвращаться в ряды «Толима». Утром я лечу в Кали. Я хочу, чтобы в следующий четверг ты встретила меня в Картахене. Если у этого парня есть что-то стоящее, то я попробую получить это сразу. Если нет, я подумал, что мы могли бы провести некоторое время вместе, только ты и я.
Она склонила голову набок, его предложение явно заинтересовало ее, глаза загорелись.
— И что мы будем делать? — поддразнила она.
Он взялся за пуговицы ее рубашки и начал расстегивать.
— Что-то вроде этого, — пробормотал он.
Она не мешала ему, и когда ее рубашка упала на пол, обвила руками его шею.
— Я мечтала о тебе вчера вечером, — призналась она.
Его брови поднялись.
— Ты хотела вот этого? — улыбаясь, поинтересовался Том. — Ты мне расскажешь?
Ее глаза затуманились, когда его губы оказались очень близко к ее рту.
— Это было ужасно странно, даже извращенно, — предупредила она.
— Я готов даже от звука твоего голоса, — сообщил он. — Так что мы делаем?
Встав на цыпочки, она прошептала ему в ухо.
Его глаза на мгновение расширились, потом он крепко привлек ее к себе.
— Пришло время воплотить мечту.
Воспоминания об их последнем вечере были слишком болезненны. Страсть сопровождала их, но не была главной. Были сумасшедший смех, безумие, невероятная близость и нежность. А теперь жить с постоянной тяжестью вины за то, что такого больше никогда не случится. А все потому, что когда происходило самое страшное, он был в Кали и думал только о том, как бы поскорее забить последний гвоздь в гроб Эрнана Галеано! Гроб, который был уже заказан.
Сообщение, полученное им, не оставляло времени для сомнений: гринго должен отказаться от расследования, связанного с деятельностью некоторых колумбийских бизнесменов и политических деятелей, и убираться из страны немедленно. Вот тогда-то Чамберс и совершил самую большую ошибку.
Оглядываясь назад — на недели, месяцы, годы, — Том никак не мог понять, почему он не сделал того, что они требовали, и не убрался тотчас, немедленно. Нельзя это объяснить тем, что он остался ради материала, он мог напечатать его позже, после того как выпустят Рейчел. Но все пошло не так. И когда Чамберс доехал до аэропорта и повторно соединился со связным Галеано, насилие уже свершилось, и через два дня тело Рейчел было обнаружено в форте Сан-Фелипе.
Так почему же, о Господи, он не сделал так, как ему было велено, он ведь лучше всех знал, сколь мала для наркобаронов цена человеческой жизни? Ответ один: высокомерное ослепление и глупость. Том считал, что если Рейчел американка, да еще женщина, то они не посмеют причинить ей вред, Какой дурак! Самодовольный сумасшедший! Конечно, видит Бог, он заслужил свои муки, он заслужил жить с ними до могилы, не зная ни дня отдыха или просвета.
— Эй, парень, пришло время закрыть лавку и пойти развлечься!
Чамберс нахмурился. Он настолько глубоко погрузился в воспоминания о Рейчел, что машинально взял телефонную трубку и едва понял: от него ждут ответа.
— Пако, — узнал он своего друга.
— Давай приходи ко мне в кафе. Я заказываю тебе блинчики с мясом. Думаю, ты проголодался.
В животе Чамберса заурчало — моментальный ответ на своевременное предложение Пако.
— Дай мне час времени, — сказал он.
Кафе находилось недалеко, в старом городе, но в такую жару он горел желанием сначала принять душ, Кроме того, он не мог выйти из комнаты, не позаботившись о своей работе — заметках и набросках сценария. Ноутбук он оставит на хранение у Лиобы, душевной и по-матерински заботливой женщины, которая жила через холл. Дискету с записью файла он брал с собой всякий раз, когда куда-нибудь отправлялся.
— Есть новости, мой друг, — сказал Пако, когда Том присел к нему за столик в шумном кафе. Музыкальный автомат пульсировал тяжелым, быстрым ритмом, полупьяная пара в ярких шортах и соломенных сомбреро раскачивалась и кружилась, поощряемая горластыми друзьями.
Чамберс наблюдал за ними и ждал, когда Пако снова заговорит.
— Сегодня позвонили из «Санта-Клары». Кто-то тебя ищет.
Том почувствовал, как участился пульс.
— И кто это? — спросил он, поднимая кружку с пивом. Кроме Майкла Маккена, он никому не говорил, что едет сюда, а тот не пытался бы связаться с ним в «Санта-Кларе».
— Не знаю. Но сам факт говорит о том, что тебя либо засекли, либо подозревают о твоем присутствии.
Том сделал добрый глоток и прошелся взглядом по увитым цветами балконам, висящим на беленых торцах домов. Покрытые красной черепицей крыши нещадно прокалились за день. Жаркую неподвижность неба нарушал лишь полет случайной птицы или самолета, чертившего на синем полотне белую полосу. Ничего подозрительного.
— Сколько времени ты еще намерен пробыть здесь? — спросил Пако.
