Хромой замолчал. На лбу его выступили капли пота, желваки ходили ходуном от пережитого.
Федорцов молчал. А что он мог сказать? Что тот, кто оставлял на оседание Хромого с такой дерьмовой легендой, идиот? Нет, не идиот, а гораздо хуже: карьерист- очковтиратель, который отчитался по формальным показателям о количестве оставленных на оседание агентов, — и трава не расти! А то, что это живые люди, а не пункты на бумаге, кого волнует?! В случае чего, спишем в потери, орденов наштампуем…
— И что дальше? — спросил Федорцов.
— А что дальше, понятно и так… — вздохнул Хромой. — Собственником хутора нынче на законных основаниях является брат пана Тадеуша Януш, специально прибывший для вступления в законные права, а также горящий желанием собственноручно предать немецким властям большевистского экспроприатора. Так, значит, мне этот герр Майер и сказал! Тут заходит этот самый пан Януш и мрачно на меня смотрит. А в руках у него ружье! Вот я и подумал: тут мне и конец!
— Я уже вижу, что конец пока еще не настал, — жестко прокомментировал Федорцов. — Слушай, Хромой! Тебе бы романы писать, только я романы слушать не настроен. Чем больше ты говоришь, тем меньше я тебе верю и тем больше мне хочется тебе вогнать пулю в башку. Даю тебе еще минуту, чтобы ты к делу перешел, иначе все!
— Понял, понял! Уже заканчиваю, — заторопился Хромой. — Тут мне этот немчура мягко так улыбается и говорит: знаем мы, что вы вовсе не жулик, а честный советский патриот, которому хутор дали как прикрытие для его деятельности. Пока мы тут с вами беседовали, мои люди обследовали хутор и нашли схрон с оружием. Думаю, говорит, что тут еще много чего интересного, но не в этом дело. А дело в том, что со мной отряд британских парашютистов из числа не опустивших руки польских патриотов, которые при высадке потеряли командира и радиста. Но они полны решимости продолжать борьбу, и ты им в этом должен помочь. И что же мне оставалось делать?!
— Ты стал работать на своей радиостанции в качестве радиста британской диверсионной группы? — уточнил Федорцов, хотя вопрос был явно риторическим. Хромой кивнул, и Федорцов удовлетворился этим кратким ответом.
— Что они еще делают? — спросил Федорцов.
— До середины лета ходили в рейх и генерал — губернаторство делать диверсии, а сейчас больше в схроне сидят, — ответил Хромой. — Немчура так велел: не высовываться.
— Любопытный этот немец, — задумчиво проговорил Федорцов. — Польскими диверсантами командует, на англичан работает… Интересно было бы его повидать!
— А сейчас и повидаете! — отозвался Хромой, взглянув на часы. — Через полчаса он сюда лично заявиться должен!
— Что — то ты сегодня рано обедать начал, — заметил господин Майер, зайдя во внутренне помещение. Он замолк, почувствовав упершийся ему в спину ствол пистолета.
Хромой сидел возле стола неподвижный, словно изваяние. Майер искоса взглянул на него и осведомился:
— Мне поднять руки?
Он почувствовал, как кто — то пробежал ладонью по его одежде.
— Обойдемся без этого: оружия у вас нет. Садитесь возле стола и поговорим!
— Я так понимаю, что пан недоволен тем, что мы воспользовались его радистом? — спокойно осведомился Майер. Он сидел под роняющей яркий конус света лампой и не видел ничего, кроме стола и бледного профиля Хромого. В самообладании Майеру явно нельзя было отказать. Но Федорцов не испытывал к нему чувства уважения. Он не испытывал к Майеру никаких чувств: он пришел просто прояснить вопрос. И вопрос этот заключался в следующем: можно ли продолжать использовать Хромого и Колу, засвеченных в результате неожиданной активности герра Майера?
— Кто вы такой, герр Майер? — задал вопрос Федорцов.
— Я всего лишь пытающийся выжить в столь нелегкое время немецкий коммерсант, — сообщил Майер.
— Плохой ответ, герр Майер, — сухо сообщил Федорцов. — На кого вы работаете и в чем ваша задача?
— Я являюсь командиром боевой группы «Волковыск» обшара № 2 «Белосток» Армии Крайовой Польской, — медленно, с осознанием собственной значимости, произнес Майер. — Группа заброшена на территорию Генерального комиссариата Вайсрутения британской разведкой, и в силу этого мы используем их линии связи. Но мы выполняем приказания исключительно командующего Армией Крайовой генерала Грота и польского премьер — министра Миколайчика. Вот все, что я могу вам сказать. Поймите меня правильно: дальнейшие вопросы бессмысленны.
— Вопросов не будет, — ответил Федорцов, усаживаясь на табурет напротив Майера — Я выяснил то, что хотел. Хромой
пока останется в вашем распоряжении, поскольку я не имею указания его расстрелять за измену, а использованию его в ваших интересах воспрепятствовать не могу. Занимайтесь своими делами, но не вздумайте нам мешать: это будет для вас иметь самые тяжелые последствия. Да, и еще один момент: вы взяли в разработку переводчика из гебитс — комиссариата. Мы имели на него свои виды, но вы его так перепугали, что он попросил перевода в Минск. Просьба: в Минске он — наш, и не трогайте его ни под каким видом. Хорошо?
— Хорошо, — кивнул Майер. — Какие еще пожелания?
— Никаких, — ответил Федорцов, вставая с табурета. — Хромой в вашем распоряжении, если вдруг он нам понадобится, то мы войдем с вами в контакт. Лишний раз с вами встречаться — лишний риск, сами понимаете… Сколько уж людей вы на хутор таскали… засвечен Хромой, что и говорить! И еще: за вами парень следил, так мы его от греха подальше из Волковыска тоже уберем. Я это к тому, чтобы твои люди, герр Майер, не шлепнули его под горячую руку.
— Все принято, — ответил Майер. — Что еще?
— Удачи! Всем нам, — ответил Федорцов, пряча пистолет за пояс.
Майер недоуменно проводил взглядом немецкого обер- лейтенанта, неожиданно появившегося и так же неожиданно исчезнувшего.
— Я так и не понял, что он в действительности хотел, — озадаченно сообщил он Хромому.
— Разве это важно? — вопросил со вздохом Хромой. — Главное, — что не пристрелил! И то слава богу!
7 сентября 1942 года, Вайсрутения,
бывший пионерлагерь «Озеро Круглое»
Марта встала до рассвета. С вечера в щелоке было замочено белье, которое нужно было вывесить с восходом, чтобы днем уже снять его сухим и подготовиться к новой стирке. А ведь еще и завтрак надо приготовить. А едоков увеличилось: кроме живущих в бывшем пионерлагере десятка ребятишек готовить надо и на отряд Первушина, и на тех, что накануне прибыли с суровым немолодым майором.
Небо над восточной кромкой леса едва окрасилось розовым, а Марта уже была на дворе и споро развешивала на веревках белье.
— Позвольте вам помочь, — вдруг услышала она мягкий голос с нерусским акцентом. Оглянулась: да, тот самый майор. Стоит возле корыта с бельем и улыбается.
— Что, товарищ майор, бессонница замучила? — озорно усмехнулась Марта.
