— Нет, Рассел! Не надо! Ну, пожалуйста!
Мне и приятно, и страшновато. Не хочется заходить слишком далеко. А что, если неожиданно явится папа Рассела со своей подругой Цинтией и застанет нас на великолепном кремовом диване?!
— Можно пойти в мою комнату, — шепчет Рассел мне на ухо.
— Нет! Послушай, я тебе уже говорила… не хочу!
— Нет, хочешь, — отвечает Рассел.
— Ну, конечно, но это пока не входит в мои планы.
— Даже если мы любим друг друга? — спрашивает Рассел и, подняв к губам мою руку, целует кольцо.
— Даже если… — отвечаю я и, вырвавшись из его объятий, одергиваю одежду и пытаюсь успокоиться.
Меня бросило в жар. Я вся дрожу, хотя так сильно его люблю, что совсем не хочется быть благоразумной…
Подхожу к нему. Говорю, что хочу посмотреть его комнату.
У Рассела замечательно — нет беспорядка, типичного для мальчишек, не валяются где попало потрепанные журналы, грязные носки и остатки еды. Вместо сарая — ультрасовременное жилище с кремовыми шторами, темно-коричневым ковром, гитарой и единственным постером на стене… Потрясающий письменный стол неправильной формы, высокий белый стул, лампа местного освещения…
У Рассела полно великолепных красок, пастелей, цветных карандашей, тетрадей и альбомов для рисования и несколько рабочих набросков слоника для комиксов. Вариант моего слоника Элли, которого я рисую на всех школьных обложках и ставлю в конце писем рядом с именем.
— Это мой Элли-слоник!
— Ну, это действительно слоник, — отзывается Рассел.
К верхнему рисунку приклеен розовый листок. Внимательно к нему приглядываюсь, хотя Рассел пытается оттащить меня от стола приподнимает сзади волосы, настойчиво целует в шею…
Это объявление о конкурсе на лучший детский рисунок, в котором есть секция для подростков. Нужно придумать персонажа для комикса. Наградой будет его превращение в героя мультфильма, который, возможно, покажут по телевизору. В жюри входит Никола Шарп! Она мой самый любимый иллюстратор детских книг. Обожаю ее серию "Прикольные феи"!
— Ничего себе, Рассел! Почему ты не сказал мне о конкурсе? Я тоже хочу участвовать!
— Ты опоздала, Элли. Срок подачи рисунков истек. Я уже свой отправил.
— И кого ты нарисовал?
— Как видишь… — мямлит Рассел и показывает на наброски маленьких слоников.
— Но это же я его придумала!
— Нет! У твоего Элли-слоника уши гораздо больше и хобот не такой морщинистый, поэтому и смотрится он совершенно по-другому.
— Вовсе нет! Когда Элли счастлив, он тоже высоко задирает хобот и подпрыгивает на одной ножке, — не отстаю я, тыкая пальцем в рисунок.
— Ну, все счастливые слоники одинаковы, — говорит Рассел, нежно постукивая пальцем мне по носу. — Не сердись, Элли, у тебя нет авторского права на всех слоников для комиксов.
Он пытается меня поцеловать, и в конце концов я ему отвечаю, но без прежнего энтузиазма. Рассел украл моего Элли!
Бедный мой слон! Горько, точно малышке, у которой отобрали любимую игрушку. Знаю, что веду себя как ребенок, но чуть не плачу от обиды. Подло с его стороны не рассказать мне о конкурсе! Могли бы вместе к нему готовиться… Но уже нет желания…
Все равно буду участвовать и ничего не скажу Расселу! Не дождется!
Рассел хочет, чтобы я прилегла с ним на коричневую кровать, но настроение уже не то. Теперь наступает его очередь дуться. И все-таки ему нравится, когда я внимательно разглядываю книги на полках. У него полно альбомов по искусству, читаные и перечитанные тома "Гарри Поттера", книги Филипа Пулмана и все номера журнала "В мире дисков", "Властелин колец", несколько книг Стивена Кинга, Ирвина Уэлша, Уилла Селфа и потрепанный сборник "Моторы для танков фирмы "Томас".
Заглянув одним глазком в его шкаф, обнаруживаю там несколько старых плюшевых мишек и на полке для свитеров — целую армию оловянных солдатиков, будто в шерстяной темнице.
Начинаем играть в войну. Солдатики разбросаны по всему ковру. Неожиданно в комнату входит вернувшаяся с работы Цинтия. Она мне кажется эффектной и очаровательной, хотя и немного старой. У нее рыжие волосы, красивый кремовый костюм и много золотых украшений. Цинтия очень старается — варит нам кофе, угощает необыкновенными американскими пирожными с орехами, задает вопросы и пытается поддержать разговор. Я веду себя очень вежливо и приветливо, но Рассел лишь мычит в ответ.
Интересно, неужели я была такой же противной, когда Анна пришла к нам жить? Наверное, еще хуже. Представляю, сколько всего ей пришлось вытерпеть — ведь она сама была студенткой. Нужно быть к ней повнимательней — побольше помогать с эскизами для джемперов. Анна слишком много работает, а папа ведет себя не лучше других мужчин — ворчит и стонет. Хуже Моголя!
Итак, болтаю с Цинтией и помогаю готовить ужин. Рассел сердится и требует, чтобы я поиграла с ним на компьютере. Он хочет показать мне, как работать с компьютерной графикой. Вечно меня учит! Если он все знает, то почему украл моего Элли-слоника?
Ну, что-то я развредничалась. Словно это так важно! Главное, Рассел меня любит, а я люблю его. Когда он кричит в третий раз, приходится встать и пойти к нему. Недоуменно приподнимаю брови и смотрю на Цинтию.
— Наверное, нужно узнать, чего он хочет, — оправдываюсь я.
— Понимаю, — говорит она с кривой усмешкой. — Стоит им щелкнуть пальцами, как мы вскакиваем и несемся со всех ног.
Однако когда с работы возвращается папа Рассела, становится ясно, кто в доме хозяин. Цинтия, как юная девушка, нежно воркует и послушно себя ведет, но так или иначе последнее слово остается за ней — она выбирает вино, смотрит по телевизору свою любимую программу, а папа становится вместо нее к плите.
Я очарована. Интересно, пошел ли Рассел характером в своего отца? Конечно, они похожи друг на друга. У Брайана, папы Рассела, те же мягкие светлые волосы, прямой взгляд, поза, даже походка — только больше морщин, двойной подбородок, и он килограммов на десять тяжелее.
Брайан зовет меня в кухню — задает массу вопросов, смеется, шутит, почти флиртует, что немного странно. Расселу это тоже не очень нравится, и он приходит за мной. Брайан долго возится с ужином, но когда наконец нас зовут к столу, еда оказывается очень вкусной. Мы начинаем со свежего инжира и пармской ветчины, а потом переходим к пасте с морепродуктами и пудингу крем-брюле. Мой папа тоже умеет готовить, но его коронное блюдо — обычные спагетти, и конечно, ему не до изысков.
На столе вино, наливают бокал и мне. Конечно, не очень большой, но все равно. Настоящая взрослая еда. Наши домашние трапезы проходят совсем по-другому, потому что Моголь всегда кричит с набитым ртом, расплескивает апельсиновый сок, размахивает ножом и вилкой и разбрасывает еду по всему столу. За ужином мы почти не разговариваем — нам не до дискуссий. Брайан с Расселом заводят разговор о политике — больше им делать нечего. Слегка волнуюсь — нужно что-нибудь вставить, но если быть до конца честной, совсем в ней не разбираюсь. Конечно, я за охрану окружающей среды, спасение китов или кого-нибудь там еще. Безусловно, я за мир во всем мире и уважение личности независимо от расы, религии и пола, но вполне отдаю себе отчет в том, насколько устарели мои политические идеи — они все с длинной бородой, как ворс на джемперах Анны.
