Ознакомительная версия. Доступно 32 страниц из 160
Североамериканские соединенные штаты не являлись империей и не могли ею являться, сколь бы ни желали претендовать на римские смыслы. Для того чтоб утвердить себя империей, мало разрушить Карфаген, — нужно породить новый тип цивилизации, который будет магистральным, а не тупиковым.
Чем же тогда являлась эта держава? К чему она близка?
Действительно ли она является параллелью гитлеровского проекта, идентичным вариантом, но показанным нам в развитии?
Скорее всего, полного соответствия не обнаружится, и сравнивать эти субъекты стоит лишь с известной долей условности, поскольку они схожи масштабом зверств, бездумностью причинения насилия, отсутствием по-настоящему великой идеи, но между гитлеризмом и американизмом есть и существенная разница, заключена она в том, что гитлеризм был вспышкой, феноменом, болезнью европейской культуры, вирусом, родившимся в недрах германства, но болезнь эта протекала в непосредственной близости от музеев, сокровищниц великой культуры, мемориальных квартир покойных гуманистов и просветителей, рядом с органными залами, рядом с видимыми и невидимыми вершинами духовных практик Старого Света. Гитлеризм был той пропастью, той звериной противоположностью, в которую свалился немецкий народ, не сумев удержаться на высотах войны за гуманизм в собственной душе. Гитлеризм, при всей его омерзительности, — явление более сложное, чем американизм, хотя и сопоставимое по масштабу злодеяний.
Американизм еще более примитивен, чем нацизм, поскольку копирует практику утверждения над миром насильственного примата (и лишь во имя самого примата), но идет в этом от некоей давней привычки англосаксонских деятелей поступать именно так. Это не вспышка необузданных энергий, это лишь привычка уничтожать, довлея. И даже не одна лишь английская закваска играет роль в разгадке этой несложной шарады, здесь еще проще, ведь предстает перед нами банальная копия тех держав, которых в человеческой истории была тьма-тьмущая, все эти ханства, каганаты, халифаты, султанаты, возникавшие как по шаблону, повторявшие прежние истории, отличаясь лишь мелкими деталями сюжета да масштабом воздействия на окружающих. Вашингтонский американизм-то отличился именно этими масштабами, раздувшись до астрономических величин, влекущих данный процесс к абсурдной крайности.
Сколько бы деятели вашингтонского режима ни повторяли слово «демократия», назначая все новые страны на роль изгоев, поверить в искренность их борьбы за всеобщую свободу нет никакой возможности, ибо стать изгоем очень просто — нужно лишь ослушаться или в чем-то не согласиться с «ханской ставкой».
Американский писатель Генри Миллер, поживший и в Европе, и в Америке, поездивший по миру и имевший возможность сравнивать, опубликовал роман «Кондиционированный кошмар», где с горечью писал о своей стране: «Мы привыкли думать о себе как об эмансипированном народе, называть себя демократами, любящими свободу… но все это — прекрасные слова. На самом деле мы вульгарная, легко управляемая толпа, чьи страсти легко мобилизуются демагогами»[7].
И потому нельзя сказать, что американцев угораздило опуститься до того, чтоб бомбить югославские мирные города, уничтожать вьетнамские деревни или посыпать поля Вьетнама диоксинами, после которых почва оказалась отравлена и вьетнамским крестьянам была суждена страшная участь — у них рождались больные дети, младенцы с чудовищными уродствами. Нет, Соединенные Штаты не изменяли себе, они всегда были на этом уровне, всегда прибегали к столь же скотскому, неоправданно-циничному насилию, разве что раньше они не обладали такими техническими возможностями. И даже Хиросима не есть пик жестокости, нет, это рядовое событие для практики американских войн, просто задействованы оказались новые арсеналы убийства. Ведь в Парагвае, к примеру, американцы чуть ранее творили похожее, то есть уничтожали колоссальное число жизней, а главное — делали выживших глубоко несчастными, потерявшими веру в человечность.
Потому, если сравнивать вашингтонский американизм с гитлеризмом, то нужно делать оговорку, что немцев, пускай и с известной долей условности, можно обвинить в том, что они опустились-таки до некоего недостойного для них уровня (хотя, конечно, они и прежде были далеко не ангелы), но американцы-то и не падали никуда, они всегда находились на этом моральном дне, разве что контраст их злодеяний был не таким заметным, поскольку они убивали и грабили, обосновавшись в дикой, далекой стране, а немцы устроили свои концлагеря вблизи духовных центров европейской цивилизации. Англоамериканцы же сумели превзойти по уровню дикости самых диких аборигенов и прославились тем, что, подобно примитивным народам, снимали скальпы с «пленных» индейцев (и в музеях некоторых штатов сейчас можно лицезреть эти свидетельства морального ничтожества «белого человека» Америки). Под разговоры о своей цивилизованности они делали то же самое, к чему были склонны дикари, но применяли при этом возможности европейских технологий.
Вывод напрашивается только один — вашингтонский режим тождествен какой-нибудь орде, сумевшей распространить свою агрессию на широкие просторы, но ничуть не сумевшей приподняться над животностью в гуманистическом смысле, и слово «капитолий» как корове седло идет Вашингтону. Нередко я сравниваю США с Золотой Ордой, и сравнение бывает не всегда в пользу Америки, хотя прослеживается кое-что общее, в частности — невозможность обеих систем прожить без ограбления все новых территорий.
Об удивительном совмещении дикости и развития технологий, наблюдающемся в американской реальности, писал Олдос Хаксли. Уже в начале ХХ века он предвидел, до каких уродливых форм дойдет «развитие» массовой культуры, возникшей в США, и писал, что «торжество машинерии» все более становится похожим на некую языческую религию, на нечто дикое. Эту механистичную, неживую идеологию он назвал фордизмом, замечая, что все в Америке штампуется, будто сходит с типового конвейера. Фордизм, писал Хаксли, утверждает, что мы должны принести в жертву прежнюю сущность человека и большую часть думающего, духовного существа, но не богу, а машине. Из всех религий фордизм в наибольшей степени утверждает жесточайшие увечья человеческой души. Рьяно исповедуемая несколькими поколениями, эта ужасная религия машины вконец разрушила человеческий род».[8]
Уже в двадцатых годах Хаксли писал, что гедонизм, насаждаемый массовому сознанию американцев (то есть стремление к бездумным наслаждениям), постепенно превратится в удобное средство манипуляции сознанием. Так оно и вышло, Хаксли был прав.
Наиболее меткие штрихи к портрету американцев принадлежат, по моему мнению, Чарльзу Диккенсу. Он очень нетипичный англичанин, как нетипичен любой талантливый человек. «Американские заметки» — книга, являющаяся сборником путевых заметок, написанная человеком, взглянувшим на США беспристрастным оком и, к неудовольствию многих, рассказавшим правду о том, что увидал и почувствовал. Книга вызвала в свое время бурю возмущения, однако не верить этому писателю и интеллектуалу нет никаких оснований, ведь он беседовал и с президентом США, и с представителями низов, даже с индейцами-аборигенами, объездил немало городов, увидел и витрину Америки, и оборотную сторону. На его аргументы, на его тональность освещения американской действительности, на его угол зрения я, как правило, опираюсь, исследуя американизм в его развитии. Диккенс в данном вопросе является неким маяком, хотя не он один имел смелость писать нелицеприятные вещи о США, но его меткие штрихи способны порой охарактеризовать эту страну куда более емко, чем сотни документов и свидетельств, к помощи которых я прибегал, составляя текст своего исследования, готовя его к печати.
Ознакомительная версия. Доступно 32 страниц из 160
