Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 54
На фоне этих живых эпизодов, конкретных имен гранинская какая-то «артистка Балтийского флота», «шесть расстрелянных поваров» и никому неведомый «корреспондент ТАСС» выглядят как грошовая спекуляция и беспомощное вранье. Автор книги имел веские основания сказать, что из всех высших руководителей страны (и не только СССР!) Жданов ближе всех и дольше всех пробыл лицом к лицу с войной.
* * *
В помянутой беседе с тов. В. Дымарским министр культуры В. Мединский назвал подобные писания Гранина именно враньем. Сам Герой это проглотил, но возмутился безвестный депутат Законодательного собрания Ленинграда от фракции «Яблоко» Юрий Вишневский. Он выступил с весьма возвышенным заявлением: «Как петербуржец, как сын и внук блокадников, как депутат Законодательного собрания Санкт-Петербурга и как человек, имеющий высокую честь быть лично знакомым с Даниилом Александровичем, я полагаю ваши слова о нем оскорбительными и прошу вас незамедлительно принести публичное извинение Даниилу Гранину, в том числе в эфире радиостанции „Эхо Москвы“».
Я не знаю, как отнесся к этому Владимир Мединский. Конечно, если несправедливо оскорбил, то надо извиниться. Но я, как сын царского офицера и коммуниста, как внук участника Японской войны и беспартийного председателя колхоза, как фронтовик, никогда не бывший никаким депутатом, как литератор, хоть и мельком знакомый с Граниным, но писавший о его сочинениях, вынужден Вишневским сказать о Гранине, тоже читавшем мои писания, как о человеке, нынешним измышлениям которого о войне нельзя верить; это оскорбительное вранье, за которое надо извиниться. Если сам не в силах, пусть сделает это через Вишневского, имеющего честь его знать.
В советское время Д. Гранин не писал о войне. Они с покойным А. Адамовичем составили только одну документальную «Блокадную книгу». Книга ценная, нужная, но в ней говорят главным образом не соавторы, а блокадники Ленинграда. По словам писателя, он был «на переднем крае начиная с 41 года и часть 42-го». Какую часть? В Интернете можно прочитать, что Гранин служил и в пехоте, и в танковых войсках, и, кажется, в кавалерии. Но вот что писал хорошо знавший этого пехотинца его сослуживец Николай Новоселов: «15 июля (1941 года) наша походная типография вступила в строй… Вычитав корректуру очередной листовки, я получил задание направиться в политотдел дивизии. В политотделе, в лесу, близ деревни Танина Гора, только что закончилось совещание. Среди политработников — двадцатидвухлетний инструктор политотдела Даниил Гранин. Еще совсем недавно мы почти каждый день встречались на Кировском заводе, где молодой инженер Даня Гранин был заместителем секретаря комитета комсомола, выступал с интересными статьями на страницах заводской многотиражки. (Музы вели бой. АПН.М., 1985. С. 252).
На войне, как и до нее, Гранин продолжал шествовать по комсомольской стезе и вскоре стал уже не рядовым инструктором, а помощником начальника политотдела дивизии по комсомолу. В конце 1941-го — секретарь комитета комсомола отдельного артиллерийского батальона (отдельный батальон имел статус полка, где такие должности, видимо, полагались). Весной 1942 года Гранин — заместитель командира по политчасти отдельного ремонтно-восстановительного батальона. Здесь в конце года «За образцовое выполнение заданий командования по ремонту боевой техники» он получил орден Красной звезды.
Дальше в боевой биографии Гранина происходит нечто весьма неожиданное: в 1943-44 годы он учится сперва в Горьковском танковом училище, а потом — в Ульяновском тоже танковом училище. И это притом, что человек уже имеет звание капитана, полученное на должности заместителя командира батальона по политчасти. Диво дивное. Может быть, это единственный факт за всю войну. Во всяком случае, я не встречал и не слышал, чтобы капитанов посылали в училища или кто-то за войну окончил два училища. Впрочем, как говорится, чего на войне не бывает. Но, как бы то ни было, надо полагать, что в этих училищах Гранин получил прекрасную подготовку, отменное танковое образование. И что же?
Его направляют не на фронт, а в резерв Главного управления танковых войск. Это, разумеется, в Москве.
В Интернете о нем можно прочитать: «Командир роты тяжелых танков». Да, командир, но эта рота — в военном учебном лагере под Тулой, которая была уже давным-давно далеко от. фронта, и куда Гранина направили, видимо, из Главного управления. Оттуда летом 1944 года его, как человека, имеющего инженерное образование, уволили в запас. В этом году на радостях и дочка родилась. Вот такая война: изрядная часть ее прошла в Горьком, Ульяновске, Туле и Москве.
* * *
Лет тридцать — сорок после войны Гранин не писал о ней. Видимо, считал, что опыта инструктора политотдела, навыка комсомольской работы и даже двойного танкового образования, как и срока пребывания на фронте, маловато, чтобы писать. Конечно, опыт инструктора, ремонтника и слушателя военных училищ не сравнить, допустим, с трехлетним опытом командира батареи Юрия Бондарева. К тому же тогда были еще живы многие фронтовики, в том числе писатели, и одна за другой появлялись их прекрасные книги. И Гранин молчал о своей войне.
Но настали иные времена. Фронтовиков, которые могли бы сказать: «Полно врать-то!», осталось мало, и они уже так состарились, что многим было не до этого. И тут Гранин развернулся… Благо Господь долголетие дал. Он принялся писать о войне статьи, книги, давал интервью, принимал участие в создании военных фильмов, его приглашали в юбилейные дни на телевидение, в газеты, стал охотно рассуждать о войнах вообще и о художественных произведениях, в той или иной мере посвященных войнам.
Однажды инструктор политотдела поведал: «Правда о войне всегда меняется». Это как понимать? Например, за два века что изменилось в правде о войне 1812 года? Считали ее Отечественной, освободительной, справедливой, а потом назвали захватнической? Ничего подобного. Я знаю тут только две попытки все перевернуть и внедрить новую правду. Первую совершил известный лагерный сикофант Солженицын. В своем несправедливо забытом и выброшенном «Архипелаге» он уверял: «Из-за полесских и ильменских болот Наполеон не нашел Москвы» (Париж, 1973 YMCA-PRESS. Т. 1, с. 387). Так что, выходит, никакого Бородинского сражения, никакого пожара Москвы, никакой гибели 600-тысячной армии не было и быть не могло? Уперся Наполеон в болота и повернул обратно, в Париж, к своей Жозефиночке. Ну, это кардинально. Однако кое у кого от такой новации родилась мысль: а не принимали ли посильное участие в написании «Архипелага», как в чубайсовских реформах, допустим, агенты ЦРУ, не шибко грамотные в русской истории? Вот они и впарили в текст это и кое-что другое. Ведь сам-то Солженицын все-таки имел университетское образование. Ну, понимайте все это уж как хотите.
Второй факт новой правды об этой войне соорудил сам Гранин. Он пишет, что армия Наполеона была армией жутко совестливых, стыдливых, честных людей. И в знаменитом романе «Война и мир» именно такими они и показаны. «Французы для Толстого, — говорит, — были не только оккупантами, но и людьми, которые страдали, мучились. Толстой относился к французам как к несчастным людям, втянутым в кровопролитие». Когда я прочитал это, то со страниц «Завтра» попросил Гранина назвать у Толстого хоть одного французского оккупанта, который страдал бы и мучился, грабя и убивая русских, а Толстой жалел бедолагу. Заместитель по комсомолу ничего не ответил, не назвал хоть одного завалящего французика из Бордо. Да и не мог: нет таких в великом романе. Из этого пришлось сделать печальный вывод: дожив до девяноста с лишним лет, получив кучу всяких наград и званий, писатель так и не успел прочитать «Войну и мир». А вот другую великую книгу нашей литературы, где тоже много о войне, — «Тихий Дон», оказывается, все-таки читал. И однажды высказался о ней так: «Как это ни странно (!), мне нравится там описание любви». Дескать, книжечка-то так себе, но вот любовь, как ни странно, удалась автору.
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 54
