Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 91
– Про Х… это вы, Денис Абрамович, точно заметили.
– А про Бунина? – угрожающе уточнил профессор.
– Иван Алексеевич Бунин – великий русский писатель! – дипломатично ответил Каленин. – У него в стихах есть нерв! Помните?
…И что мне будущее благо
России, Франции! Пускай
Любая буйная ватага
Трамвай захватывает в рай[5].
Очки Балтанова рухнули на кончик носа, и он озадаченно глянул на своего аспиранта.
– Я не люблю стихи Бунина. В них он совсем не Бунин. То, что вы процитировали, не Бунин. Где вы это взяли, юноша?
– Денис Абрамович, это – Бунин. Эти строки у нас не публиковались.
– Что за странная манера выискивать какие-то нехарактерные цитаты? – раздраженно пробурчал он. – Это уже не в первый раз, Каленин! Где вы их берете? Одним словом, жду текст! И постарайтесь на этот раз! В прошлый было очень пресно и неубедительно…
«Самое прекрасное, что мне довелось испытать в жизни, – это любовь собак и женщин… – быстро писал Каленин, удивляясь собственному почерку. – Собаки любят легко и преданно. Женщины – тяжело и еще преданней. Собаки никогда не изменяют. Женщины изменяют всегда, а потом возвращаются и искупают свой грех вечной преданностью и тиранической любовью. Искупают даже те, что не возвращаются.
Все женщины, которых я любил, мне изменяли.
Их было всего три…»
Каленин задумался. Три? Нет, конечно. К двадцати четырем годам он успел жениться, произвести на свет сына, развестись под аккомпанемент грозных предупреждений из факультетского партбюро и университетского парткома, а после развода – прославиться несколькими бурными романами, которые широко обсуждались преподавательской и студенческой общественностью. Романов было, конечно, больше чем три. Но главных было три. Итак…
«Первая – назовем ее Майская – сделала меня мужчиной. С тех пор я самоуверенно считаю себя таковым. Она была чудо как хороша. Ее измена стала экспериментом, который она поставила над собой. Она проверяла свою любовь ко мне. Обмануть меня было невозможно. Я все понял в секунду и навсегда затаил скорбь.
Вторая – пусть она будет Октябрьская – изменила мне со своим законным мужем. То есть любила меня, а жила с мужем. Было очень неловко. Я в любую секунду мог увести ее от мужа, а она, понимая это, стыдливо говорила: «Не делай этого!» Ну я и не сделал.
Третья – назовем ее Близнецом – изменяла напропалую. Она искала меня, ждала только меня – единственную и вечную любовь, поэтому всматривалась в других и сравнивала со мной. И в конце концов назначила на это место – единственной и вечной любви – меня. Вот ненормальная!
Она, несмотря на все свои измены, совершенно искренне считала, что я первый и последний мужчина в ее жизни. Она бешено ревновала меня к другим женщинам. И еще говорила, что появилась на свет только для того, чтобы встретить меня. Врет, конечно! Впрочем, как все женщины, которые преданно любят. Преданность – это великое женское вранье. Но иногда они так заигрываются в этом своем вранье, что остаются преданными до самой смерти…
Да, кстати, о собаках. Эти не врут никогда. Друг другу, может, и врут, но человеку – никогда. Выбирают себе хозяина и не врут.
Банальная, конечно, мысль про собачью преданность. Тогда вот вам свежая: преданность – это врожденный собачий инстинкт, которого лишены женщины; у них он приобретенный…»
Каленин поставил финальную точку, ставшую от тряски вихлястой запятой, и резко обернулся на звук открываемой двери. В узкое купе международного вагона протиснулся его попутчик, который сразу после посадки куда-то исчез и отсутствовал уже минут двадцать. Он фамильярно хлопнул Беркаса по плечу и заговорщически подмигнул.
– Ну что, юноша, сколько бутылок водки вы пытаетесь незаконно провезти через границу нашей социалистической родины? А? Признавайтесь!
Беркас густо покраснел, так как на дне огромного чемодана, набитого до отказа в расчете на почти годичное проживание за рубежом, действительно лежали в ряд четыре бутылки «Пшеничной», из которых две провозились сверх разрешенного лимита. Опытные люди посоветовали: вези больше. Найдут лишнее – отберут. С поезда все равно не ссадят…
Сосед заметил смущение Каленина и снова подмигнул.
– Значит, так. У меня лишних целых пять штук. Давайте ваши… сколько?
– Две!
– Две. Отлично. Всего семь. Отдадим проводнику – я договорился. Он провезет без проблем. А вот это, – мужчина ловко извлек из потертого портфеля бутылку армянского коньяка, – мы откроем сейчас. У меня такая традиция: обязательно выпить сто грамм за отъезд. И давайте знакомиться. – Мужчина дружелюбно протянул широкую ладонь: – Куприн Николай Данилович, дипломат, работаю в советском посольстве в Бонне.
– Каленин. Беркас… Сергеевич. Я аспирант, еду на стажировку в Боннский университет.
– Как вы сказали: Беркас?
Каленин привычно вздохнул, давая понять, что ему не впервой объясняться по поводу своего странного имени:
– Это имя такое… древнеримское. Дед настоял, чтобы так назвали…Я не пью.
– Я тоже не пью, но за отъезд надо. Тем более открытую бутылку таможенники не заберут. С собой провезем! – Куприн раскатисто захохотал. – Да вы не думайте ничего такого. Водку и коньяк можно запросто купить в посольском магазине. И стоит это – сущие копейки. Просто традиция у нас такая: непременно привезти из Союза бутылочку-другую. Вроде как привет с Родины. Вот и хитрим с таможней. Немцам, кстати сказать, все равно. Они не интересуются нашими чемоданами. Вези что хочешь! А вот поляки после Бреста обязательно все перевернут. Каждую пачку сигарет пересчитают. Ну что, поехали, Беркас Сергеевич? – Куприн поднял стакан, наполовину наполненный янтарным напитком. – За знакомство и за отъезд!
Каленин отхлебнул из стакана, скривился и в очередной раз подумал о странностях человеческих привычек – как можно всерьез любить вкус этого отвратительного напитка, пахнущего старыми простынями и еще чем-то неприятным.
– А водку для чего везете? – неожиданно спросил Куприн. – Вы же непьющий?
– На сувениры, – засмущался Каленин.
– Правильно! – энергично согласился Куприн. – Вот все свои четыре бутылки и будете раздавать в течение года! – Он снова заливисто захохотал. – Эти глупости – про необходимость везти побольше водки – придумывают так называемые бывалые посетители капстран. Мол, водка – лучший подарок! Небось и супы в пакетах везете? И копченую колбасу, которую в очередях с боем добывали?
– Водку тоже в очереди, по карточкам… – буркнул Каленин.
– Глупости все это. Все это можно купить в Бонне дешевле, чем в Москве. Месячная стипендия стажера сделает вас в Германии настоящим богачом. Стипендия-то небось тысяча марок, не меньше?
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 91
