О душевной боли и физических трудностях Джейн знала не понаслышке. Она рано осиротела — родители и брат погибли во время несчастного случая на воде. Отец и мать залезли в долги и не за страх, а за совесть работали в принадлежащей им маленькой прачечной. За несколько месяцев после их смерти все унаследованное Джейн имущество буквально испарилось — оно было потрачено на то, чтобы уладить их дела. Остались только личные вещи девушки и несколько памятных безделушек.
К счастью, она была хорошей ученицей и получила стипендию в Пенсильванском университете. Но на этом удача от нее отвернулась. Она влюбилась в парня и забеременела после первой и последней ночи со своим дружком. Джеральд тоже получил стипендию и хотел стать юристом, что означало целых шесть лет обучения. Они не могли позволить себе завести ребенка.
Джейн была воспитана в католическом духе. Но выбора не оставалось. Чтобы растить ребенка одной, пришлось бы расстаться с мыслью об университете, а стало быть, похоронить надежды на хорошее образование. Даже если бы она решила рожать, а потом отдать ребенка на воспитание, пришлось бы пропускать занятия, а это грозило потерей стипендии. Поэтому Джеральд достал денег и отвез Джейн в убогий двухэтажный дом, где она перенесла моральный и физический ужас нелегального аборта. Операцию делал «врач», который, терзая ее плоть, раскуривал сигару.
Когда все закончилось, Джейн испытала чудовищное чувство вины и заявила Джеральду, что больше не может его видеть. Бог наказал ее за грех. Как и многие девушки, в те времена вынужденные делать операцию в антисанитарных условиях, она подхватила инфекцию и стала бесплодной.
После этого Джейн несколько раз начинала серьезно встречаться с молодыми людьми. И не могла отделаться от ощущения, что каждый из них мечтает жениться и завести семью. И тогда она быстро порывала с очередным ухажером под благовидным предлогом, но никогда не говорила правды. Потом она получила место учителя в Грин-Маунтин, где, похоже, вообще не было подходящих молодых людей. В тридцать четыре Джейн оставила всякую надежду обзавестись мужем, который бы смирился с бесплодием жены.
Однако Бог чудесным образом передумал и простил Джейн: в ее жизни появилась Мадди, которая отчаянно нуждалась в помощи взрослых. Вскоре после того вечера, когда девочка чуть не попала под машину и поселилась у нее, Джейн получила работу в другом конце штата. Но она все-таки наняла частного детектива, чтобы найти мать Мадди. Расходы оказались немалыми, и Джейн едва их осилила. Но она считала себя обязанной это сделать. Если бы она обратилась в полицию, девочку бы у нее отняли и суд передал бы ее в приемную семью. Джейн не сомневалась, что у нее, одинокой женщины, шансов практически не было.
Проходили месяцы, но Лулу Драгумис как в воду канула, и ее образ начал стираться в памяти Мадди. Наконец Джейн приказала детективу прекратить поиски: она выполнила свой долг и уже не представляла, что могла бы расстаться с девочкой. Но она жила в постоянном страхе, что Лулу вот-вот объявится и потребует назад свою дочь. И поэтому приняла решение уехать из Пенсильвании.
По настойчивому совету переехавшей в Денвер подруги она решила осесть в Колорадо: здоровое место, чтобы растить ребенка, и почти никакой опасности наткнуться на Лулу Драгумис. Джейн окончила вечерние курсы, получила учительский диплом штата Колорадо и устроилась на работу в Пайн-Ридж, небольшой городок к северу от Пуэбло[6]. Они сняли кирпичный дом, стоявший у озера в окружении осин, и в их душах наконец-то воцарился покой.
После переезда с востока Мадди взяла фамилию Латем и стала представляться ее дочерью. Так было проще, а подтверждения их родственных связей никто не спрашивал. Обе, и Мадди и Джейн, были худощавыми, с каштановыми волосами и голубыми глазами. И люди принимали их за мать и дочь.
Семь лет. Лучшие, не идущие ни в какое сравнение с другими семь лет ее жизни. И если доктор Эванс не ошибся — последние. Но надо благодарить Бога за то, что он все рассчитал. Всевышний свел ее с Мадди, когда девочка больше всего в ней нуждалась.
А теперь Мадди окончила школу и отправляется в колледж. И Бог призывает Джейн к себе. Что ж, она предстанет перед ним с благодарственной молитвой на устах.
— Мама, тебе нехорошо? Что ты так уставилась на лук?
Джейн оторвалась от приготовления красного перца и озадаченно подняла глаза. Дочь стояла на пороге кухни. Ее волосы были тщательно расчесаны, и прямые пряди доходили почти до талии. Она надела платье без бретелек из кричаще красной тафты, которое нашла на распродаже в Денвере. Платье доходило ей до щиколоток, но она обрезала его до середины бедер: получилось что-то вроде модели, которую она видела на страницах журнала «Вог» — так носили в этом сезоне в Нью-Йорке. Мини-юбки для вечернего выхода еще не вошли в обиход Пайн-Риджа. Но Мадди всегда отличалась независимостью в суждениях и моде. Таким образом она компенсировала то, что не имела возможности носить классическую, как у всех, одежду. Вместо этого, исходя из доступных средств, просто создавала свой собственный стиль.
— Господи! — всплеснула руками Джейн. — Платье получилось отличное. Ты в нем очень красива.
— Правда? — Девушка довольно улыбнулась. — Ты думаешь, оно понравится Томми?
— Если не понравится, значит, он или слепой, или глупый. — Джейн промокнула уголки глаз краешком передника. — Лук… — И вдруг спохватилась. — Чуть не забыла! Постой здесь. У меня для тебя подарок.
Она взбежала наверх и через секунду вернулась с маленькой коробочкой, обернутой в красную ткань с белым бантиком.
— Поздравляю с окончанием. — Она подала коробочку Мадди. Ее глаза блестели. — Я тобой очень горжусь.
Девушка поцеловала Джейн и взяла подарок. Они обе испытывали стеснение в деньгах. И Мадди знала, что приемная мать не могла позволить себе ничего дорогого. Но, приподняв крышечку, восхищенно воскликнула:
— Опаловая брошь! — Украшение было в виде сердечка. — Какая красивая! Я надену ее сегодня. Прямо сейчас. — И она приколола брошь к груди. — Здорово!
— Я рада, что тебе понравилось, — улыбнулась Джейн. — Мне повезло: откопала ее на приходской распродаже старья. А потом отнесла ювелиру. Он почистил ее и сказал, что опалы настоящие. Я знаю, что современные девушки брошей почти не носят. Но если захочешь, когда-нибудь сделаешь из нее кулон.
— Не надо извиняться. Она мне нравится такой, какая есть. Мое первое настоящее украшение. — Мадди крепко обняла приемную мать. — Сегодня мой самый счастливый день. Почти такой же счастливый, как тот, когда ты взяла меня к себе.
К концу лета, когда Джейн отвезла Мадди устраиваться в Боулдере[7], она уже знала, что у нее неоперабельный рак. Дочь же была настолько счастлива тем, что поступила в колледж и встречалась с сыном президента местного банка Томми Морганом, что она не могла улучить момент и открыться ей. Но это даже делало ее сильнее, и доктор Эванс восхищался стойкостью пациентки.
