Следующей появилась Ребекка, аккуратно управлявшая ярко-красным джипом «Гранд Чероки». Места у тротуара не оказалось. Я наблюдала, как она трижды объехала неказистый ресторанчик, прежде чем сумела припарковаться на стоянке у бакалеи на другой стороне улицы. Вылезая из машины, Ребекка не устроила представления, как Уснейвис, но потому, как она нервно озиралась, я поняла, что ей не по себе в этой части города. Ребекка, как обычно, улыбалась, но я видела, что затаившийся у нее внутри злой тигр готовился к прыжку.
Ребекка, как каждая из нас, бывала здесь много раз и никогда не говорила, что ей не нравится окружение и все такое, но человек наблюдательный догадывался об этом по тому, как напряженно она косилась в сторону при упоминании «Эль Кабалитто». Казалось, ей под нос сунули кучу парного дерьма, но Ребекка по своей вежливости не показывала вида, что ей это неприятно. Я сказала «косилась в сторону», потому что у Ребекки всегда как бы двойное выражение лица. Одно – то, что видят все. Другое замечаю только я. Большинство людей, знающих Ребекку, полагают, что она самая очаровательная и разумная женщина на земле. Но, по-моему, лишь я одна понимаю, как она ненавидит то, что ее окружает, и боится всего. Все думают, какая Ребекка человечная. Признаю, мало кто умеет, как она, склонив голову, говорить с наигранным интересом с людьми, мало кто тратит столько же денег на приюты для женщин и беглых подростков, мало кто уделяет столько же времени – это при ее-то загруженности! – добровольным обязанностям, вроде чтения слепым. Но сидящий во мне циник нашептывает, что причина кроется в ее католическом ощущении вины и желании попасть на небеса. Все считают, что она ибег[29]латиноамериканка, образцовая роль из кинофильма для взрослых. Но я понимаю, что Ребекка всего лишь прекрасный политик. Я выросла у родителей мамы и сформировала для себя нечто вроде чувствительных на всякую опасную фальшь антенн. Либо это так, либо я чрезвычайно завидую тому, как Ребекка справляется со своими эмоциями и находит друзей. Я совсем не такая.
Она шла по улице, прикрывая глаза от снега ладонью в белой перчатке, и ее лицо исказилось от напряжения. Ребекку можно было бы назвать красивой, если бы она все время не улыбалась так, словно набрала полный рот лимонного сока. Только не поймите меня превратно: Ребекка любит повеселиться не меньше других, но лишь тогда, когда все под присмотром, все по правилам и никому ничто не грозит. Ребекка Бака (или Бекка Бака, как я ее называю, а она злится) предпочитает развлекаться в установленном порядке.
Я с облегчением заметила, что она приехала одна. Иногда Брэд, ее муж-придурок, выражает желание сопровождать Ребекку на наши посиделки. Только не спрашивайте меня почему. Мы просили ее не приводить его на сборища sucias, но он, тем не менее, время от времени появляется. Брэд не латиноамериканец – высокий белый парень из Блумфилд-Хиллз, штат Мичиган. Он уже восемь лет пишет в Англии, в Кембридже, докторскую диссертацию. Тему я точно не помню – что-то философское, связанное с давно почившими угрюмыми немецкими мыслителями с кустистыми бровями. Бесполезная мура, если хотите знать мое мнение. Пару месяцев в году Брэд проводит в Англии, а остальное время ходит на лекции, читает и пишет в Бостоне. И так все восемь лет.
Надеюсь, доктор меня простит, но не могу снова не упомянуть своего Papi – он за шесть лет умудрился получить степень бакалавра и написать докторе кую диссертацию. При этом на языке, который выучил в пятнадцать лет, работая по ночам уборщиком, воспитывая двоих детей и ломая голову над тем, какого дьявола женился на социопаткс в платье Мэрилин Монро. Не понимаю, почему никак не доучится этот шут гороховый Брэд. Я говорила об этом Ребекке, но она только покосилась на меня, давая понять, что это не мое дело. Испепеляющий взгляд. (Не забыть бы, никогда не употреблять в своих статьях слово «испепеляющий».) Почему никто не замечает, когда она идет вот с таким лицом? Говорят о ней – «милая и приятная». Все, но только не я. Я называю ее Снежной королевой. У меня такое ощущение, что Ребекка терпит меня, как домашнюю кошку, постоянно писающую на пол. Не хватает духу прогнать, но и не станет слишком отчаиваться, если кто-нибудь забудет закрыть дверь, я выскочу на улицу и попаду под почтовый фургон. Мне кажется, Ребекка приходит на наши встречи, чтобы пообщаться с Сарой и Элизабет. Но только не со мной. И, Бог свидетель, не с Эмбер.
Ребекка вошла в ресторан, изящно стряхнула снег с коротких блестящих волос и снова пригладила их. И как только ей удается всегда так превосходно выглядеть? Был год, когда она затащила всех sucias на семинар по этикету, который проводился в гостинице «Ритц-Карлтон» на Ньюберри-стрит, где мы знали, как обращаться с вилкой для рыбы и как освободиться в туалете от жирной похлебки. Тогда я единственный раз видела, как лицо Ребекки озарилось неудержимой радостью. Она сидела в первом ряду, записывала каждое слово и бешено кивала. А когда лектор, бывшая светская девица из моего родного города, начала перечислять, чего следует избегать приличной женщине, вывела аккуратными черными буквами на девственно белом листе блокнота: «волосы до плеч» и победоносно посмотрела на меня, мол, я тебе говорила! Ребекка годами агитировала, чтобы все sucias носили короткие, но женственные волосы. Или на худой конец хотя бы на работе заплетали их в пучок. «Никто не примет тебя всерьез с такими космами Талии[30]», – недавно предупредила она меня и при этом приподняла завиток моих волос так, словно вынимала из раковины грязь, забившую сток, и улыбнулась дружески-тепло, как всегда, когда собиралась сказать нечто критическое. Я люблю свои волосы. Они должны быть длинными, чтобы оттенить округлые щеки и нос. Поэтому не надо лезть ко мне.
Нечего и говорить, что волосы Ребекки, безукоризненно стильные, коротки, но не чрезмерно, – лучшее, что может предложить Ньюберри-стрит. Они оттеняют ее большие красивые карие глаза, лишь слегка подкрашенные тушью для ресниц и тенями. Ребекка носит изящные серьги и аккуратно завязанные на шее консервативные шарфики. Она напоминает мне Тализу Сото – женщину, на которой женился Бенджамен Братт. Только с короткой стрижкой. Ребекка ненавидит ходить по магазинам и поэтому наняла работника по имени Альберто, который делает для нее покупки. На моей памяти она ни разу не надела юбку выше колен, а ее каблуки всегда вполне умеренной высоты – такие можно видеть у Жанетт Рено. Ребекке всего двадцать девять, но Альберто приобретает для нее вещи в «Талботс» и «Лорд эндТэй-лор»[31]. Консервативная внешне и сдержанная в чувствах, она выставляет напоказ поддельные эмоции, словно сохнущее на веревке белье.
В пользу Брэда можно сказать, что у него привлекательное мальчишечье лицо и копна светлых коротких волос. Он высокий, но одевается как занюханный безработный. Увидишь такого на улице – подумаешь: вот человека отпустили из тюрьмы под честное слово, а он совсем опустился. Мне кажется, если бы Брэд мог, он отрастил бы бороду, но вместо бороды у него на подбородке, как у шелудивого пса, желтый пушок с проплешинами. Овалом щек он напоминает подростка. Лишь когда Брэд улыбается и его лицо, словно птичьи следы, покрывают морщинки, становится ясно, что это неудачник, который никуда не спешит, задолбанный хомячок, он крутится и крутится в своем проржавевшем колесе. Брэд носит круглые очки в проволочной оправе, но какие-то перекошенные, будто на них не раз посидели. Нас всех поразило, что Ребекка собралась замуж за этого человека. Когда она познакомила нас с ним, мы мысленно поскребли затылки и проявили сдержанность. Брэд пытался говорить с нами, но неудачно – нес сплошную белиберду: за пять минут умудрился упомянуть Канта, Гегеля и Ницше, но, на мой взгляд, каждый раз невпопад. Не забывайте, что мы, sucias, прослушали несколько курсов по философии. Я пробовала поправлять Брэда, но это ему не понравилось: глаза его стали отрешенными, он уставился в потолок, тряхнул головой, поднялся, повернулся кругом и опять сел. А мне в голову пришел текст телеграммы себе: «Спокойно, тчк. Еще спокойнее, тчк.». Когда Эмбср, постоянно распускавшая язык, спросила, что это Брэд вертится, точно флюгер, он ответил, будто у него проблемы со зрением и ему, чтобы сохранить равновесие, надо периодически делать такое упражнение. «Одновременно работает всего один глаз, – объяснил Брэд своим электронным голосом. – И глаза переключаются всегда неожиданно». Отлично! Знаешь что, дорогая моя Бекка, я хоть и люблю тебя, как сестру, – ну, если не как родную, то как двоюродную и уж точно как троюродную, – но никак не возьму в толк, что ты в нем нашла.
