Ознакомительная версия. Доступно 6 страниц из 29
СТЭНЛИ. У нас, в штате Луизиана, действует небезызвестный кодекс Наполеона, согласно которому все, что принадлежит моей жене, — мое, и наоборот.
БЛАНШ. Боже, что за грозный вид — судья!
Опрыскивает себя духами, шутя направила пульверизатор в него. Он вырвал пульверизатор, швыряет на туалетный столик.
Она, запрокинув голову, смеется.
СТЭНЛИ. Не будь вы сестрой моей жены, я бы знал, с кем дело имею.
БЛАНШ. А именно?..
СТЭНЛИ. Не прикидывайтесь дурочкой. Сами знаете. Где бумаги?
БЛАНШ. Бумаги?
СТЭНЛИ. Документы. Отчетность по плантации.
БЛАНШ. Какие-то бумаги были.
СТЭНЛИ. То есть? — были да сплыли?
БЛАНШ. А может быть, и не сплыли — лежат себе где-нибудь…
СТЭНЛИ. Но, конечно, не у вас в кофре?
БЛАНШ. Все мое — в кофре.
СТЭНЛИ. Так за чем дело стало — взглянули? (Подошел к кофру, рванул крышку, открывает.)
БЛАНШ. Ради бога, что с вами? Какое мальчишество, что вам взбрело? Что я присвоила какие-то деньги и вожу вас за нос, что я могла предать сестру?.. Пустите, я сама. Так будет быстрее и проще… (Подошла, достает шкатулку.) Почти все мои бумаги в этой шкатулке. (Открыла.)
СТЭНЛИ. А там, на дне? (Указывает на связку бумаг.)
БЛАНШ. Любовные письма, пожелтевшие от древности, все от одного мальчика.
Он отбирает их.
(В голосе ее бешенство.) Отдайте!
СТЭНЛИ. Сначала посмотрим.
БЛАНШ. Вы недостойны прикоснуться к ним!
СТЭНЛИ. А, вздор. (Обрывает ленточку и просматривает бумаги.)
БЛАНШ (выхватила их, и они рассыпаются по полу). Теперь, когда они уже залапаны вашими ручищами, их только сжечь.
СТЭНЛИ (сбитый с толку). Да что они такое, черт возьми?
БЛАНШ (собирает листки с поля). Стихи одного мальчика, а самого уже нет в живых. Когда-то я очень больно задела его, вот так же, как вы сейчас хотите — меня, только где вам! Я уж не молода, теперь не ранишь. Ну, а мой муж был молод, не загрубел еще, и я… а! теперь уж все равно. Да соберите же мне их!
СТЭНЛИ. Что это значит — почему вы теперь их сожжете?
БЛАНШ. Простите. Просто потеряла голову. У каждого ведь есть что-нибудь заветное, неприкосновенное. (Вид у нее бесконечно измученный. Садится со шкатулкой в руках, надела очки, методически просматривает большую стопку бумаг.) «Эмблер и Эмблер». Гм… Кребтри… Снова «Эмблер и Эмблер».
СТЭНЛИ. Что за «Эмблер и Эмблер»?
БЛАНШ. Контора. Ссуды под недвижимость.
СТЭНЛИ. Значит, дом пошел на погашение закладных?
БЛАНШ. Кажется, именно так.
СТЭНЛИ. А я знать не желаю никаких «кажется». Что в остальных бумагах?
Она отдает ему всю шкатулку. Он пристраивается к столу и принимается за документы.
БЛАНШ (поднимая с пола большой конверт, тоже набитый до отказа бумагами). Тысячи бумаг за сотни лет, вся история нашей «Мечты»… долгая повесть о том, как наши, не знавшие счета деньгам деды и отцы, дяди и братья участок за участком просаживали землю свой… попросту говоря, безудержный блуд. (Снимает очки, с усталым смехом.) Это слово из четырех букв пожирало плантацию, пока не остался — Стелла подтвердит — один только дом да акров двадцать земли, считая и кладбище, куда ныне и перекочевали все наши… Кроме нас со Стеллой. (Вытряхивает конверт на стол.) Здесь все, все бумаги! Берите и владейте. Читайте, перечитывайте, учите наизусть. Лучшего завершения, пожалуй, и не придумаешь: вся «Мечта» — кипа старого бумажного хлама в ваших здоровенных, ухватистых лапищах!.. Интересно, вернется когда-нибудь Стелла с лимонадом… (Откинулась на спинку стула, закрывает глаза.)
СТЭНЛИ. У меня есть знакомый юрист, он изучит эти документы.
БЛАНШ. Преподнесите их ему с таблетками от головной боли в придачу.
СТЭНЛИ (несколько смущен). Видите ли, по кодексу Наполеона муж должен присматривать за тем, как идут дела у жены, особенно если они — как мы, например, теперь — ждут ребенка.
Бланш открывает глаза. Громче звуки «синего пианино».
БЛАНШ. Стелла! У Стеллы будет ребенок? (Мечтательно.) А я ничего не знала! (Встала, идет к входной двери.)
СТЕЛЛА появляется из-за угла с картонкой из аптеки. СТЭНЛИ уносит конверт и шкатулку в спальню. Комнаты погружаются в темноту, из которой выступают улица, наружная стена дома.
(Встречает Стеллу на тротуаре, у крыльца.) Стелла, Стелла-звездочка! Какое счастье иметь ребенка! (Обнимает сестру.)
Стелла отвечает тем же, конвульсивно всхлипывая.
БЛАНШ (негромко). Все в порядке — объяснились. Сейчас меня чуточку лихорадит, но зато я, кажется, все уладила. Я посмеялась, обратила все в шутку. Обозвала его мальчишкой, смеялась, чуточку пококетничала. Да, я флиртовала с твоим мужем, Стелла!
СТИВ и ПАБЛО тащат ящик с пивом. Гости собираются на покер…
Мужчины проходят между сестрами, окинув Бланш быстрым, любопытным взглядом, и скрываются в доме.
СТЕЛЛА. Прости его.
БЛАНШ. Да, это мужчина не из тех, для которых цветет жасмин. Но, пожалуй, именно этого и нужно подмешать к нашей крови теперь, когда у нас нет «Мечты», — иначе нам не выжить. Как прекрасно небо! Улететь бы на ракете, да и не возвращаться.
РАЗНОСЧИК (возникает из-за угла, выкрикивая). А вот с пылу, с жару!..
БЛАНШ (испуганно вскрикнула, резко отшатнулась. Но сейчас же, еще не переведя дух от испуга, рассмеялась). Куда же мы теперь, Стелла… нам в ту сторону?
РАЗНОСЧИК. …с пылу, с жару!
СТЕЛЛА (беря ее под руку). Нет, сюда.
БЛАНШ (со смехом). Слепой… ведет слепого!
Исчезают за углом. Еще не замер безнадежный смех Бланш.
А в ответ ему — взрыв хохота из дома. И все громче и громче «синее пианино» и труба под сурдинку.
КАРТИНА ТРЕТЬЯ
Покерная ночь.
Есть у Ван-Гога картина — бильярдная ночью… Та же инфернальность полунощного свечения основных цветов простейшего спектра сейчас в кухне.
Над желтой клеенкой на кухонном столе — висячая лампа под ярко-зеленым стеклянным абажуром. На игроках, СТЭНЛИ, МИТЧЕ, СТИВЕ и ПАБЛО, разноцветные рубашки: густо-васильковая, пунцовая, белая в красную клетку, светло-зеленая; и сами они — мужчины в самом соку, и матерая мужественность их так же груба и непреложна, как основные цвета спектра.
Ознакомительная версия. Доступно 6 страниц из 29