Коннор закрыл глаза. В его жизни было много женщин. Но отношения с ними так же быстро закапчивались, как и начинались. Он был не прочь завести интрижку, встречаться и влюбляться, но, когда речь заходила о чем-то более серьезном, тут же прекращал все отношения. Разумеется, ничего подобного он не мог представить и с Бронте тогда, в университете, хотя как женщина она всегда его привлекала. Можно было даже сказать — его непреодолимо влекло к ней. И поцелуй в тот вечер был доказательством его страсти. Коннор не отказался бы от продолжения, особенно когда вспоминал, с какой страстью Бронте отзывалась на каждую ласку, на каждый его поцелуй.
Коннор перевернулся и уткнулся в подушку. Еще ни одной женщиной он не хотел так обладать, как Бронте, хотел гладить ее тело, целовать безумно чувственные губы, подчинить ее своей воле. Он так возбудился, что не мог ни о чем другом думать, каждой клеточкой тела желая ее.
Он не мог объяснить, почему Бронте столь интересовала его. Может, потому, что долго была недоступна? Да, она обворожительна, она — его мечта, он всегда считал ее особенной. Ему казалось, они в чем-то похожи, хотя заговорить с ней было выше его сил.
Коннор услышал какие-то звуки. Может быть, это Митч вернулся? Ему не следует думать больше о Бронте, сейчас главное — отдохнуть, выспаться. Голова должна быть ясной. Но здравый смысл отходил на второй план, и все его мысли занимала Бронте, и только Бронте.
И когда, наконец, он забылся глубоким сном, граница между ним и Бронте растворилась, растаяла, как будто бы ее и не существовало.
Бронте решила, было разморозить холодильник, чтобы отвлечься от ужасных мыслей.
Она потратила весь день, чтобы выяснить хоть какие-нибудь подробности о расследовании. Кое-что, совсем мало, и ее это не устраивало. Нет, холодильник подождет. Она пошла на кухню и стала разогревать в микроволновке обед из полуфабрикатов. В кухне было тихо. Телевизор работал, но на самой маленькой громкости, и это почти не нарушало тишину.
На столе лежали несколько журналов. Ожидая обеда, Бронте начала их листать. На каждой странице, в каждой статье только и рассуждали об убийстве Мелиссы Роббинс и главном подозреваемом Конноре Маккое. А вот и фотография Коннора на первой странице «Вашингтон таймс». Как всегда, неотразим, статен, красив, а форма придает ему еще больше шарма. Но выражение его лица на фото было каким-то неуверенным, загнанным. Она перелистала еще несколько страниц, и ее взгляд задержался на тексте очередной статьи: «Сегодня утром начальник отдела международных преступлений при Министерстве юстиции Бернард Лейтон предложил младшему юристу Дэннису Бернсу возглавить расследование…»
Бронте чуть не упала со стула от неожиданной новости. Это невозможно! Прыка — это ее дело. И свидетельница Мелисса Роббинс была единственной, кто согласился давать показания против своего бывшего дружка, который глубоко увяз в криминале, занимался контрабандой оружия и взрывчатки и снабжал этим треть террористических организаций. Сколько нервов и сил стоило ей включить Мелиссу в программу защиты свидетелей. Она даже начала искать возможность решить непростую ситуацию, сложившуюся в связи со смертью Роббинс. Для начала следует позвонить в ФБР — возможно, у них есть доказательства, что сам Прыка косвенно или напрямую причастен к убийству бывшей подружки.
Тем более, невозможно поверить в то, что Коннор Маккой останется единственным подозреваемым. Желая убедиться, что она все правильно поняла, Бронте просмотрела еще несколько статей, и информация подтвердилась — Бернс забирал у нее дело.
— Ну почему именно этот подлец?! — воскликнула Бронте.
Она решила, что вечерняя почта уже на крыльце, и пошла забрать ее — может, появится что-то новое? Было уже совсем темно. Она услышала, что подъезжает автомобиль. Келли — полицейский до мозга костей — всегда предупреждала, чтобы она не открывала дверь, не спросив, кто пришел, — нельзя исключать возможность нападения на нее.
Бронте подняла вечернюю почту со ступенек и направилась обратно в дом.
— Подожди! — твердо и повелительно произнес кто-то из темноты.
Девушка чуть не выронила газеты, но тут же быстро проскользнула в дом и хотела захлопнуть дверь…
— Бронте, это я!
— Коннор? — прошептала она, и ее сердце бешено забилось.
— Ты одна? — спросил Коннор.
Она хотела соврать, что не одна, но тут же передумала. Он наверняка знает, что она одна, иначе не пришел бы. Услышав ложь, он наверняка разочаруется в ней и исчезнет навсегда.
— Да, — ответила Бронте.
Он стоял и смотрел ей в глаза. У Бронте поползли мурашки по коже от этого пронзительного взгляда.
— Может, пригласишь меня войти, или как?
— После того как ты меня напугал, явившись под покровом ночи, я больше склоняюсь к ответу «или как», — твердо сказала Бронте, оглядываясь по сторонам. — Ну ладно, входи, — смилостивилась она.
Как только он вошел, Бронте, удивляясь своему бесстрашию, выглянула за дверь и убедилась, что никто не видел появления Коннора. Мнением соседей она дорожила, тем более, сейчас ей не хотелось, чтобы ее засекли с человеком, фото которого есть в каждой газете.
Она закрыла дверь и повернулась к нему.
— Ну-ка, проси прощения за то, что ты так меня напугал, — сказала Бронте.
— Извини, — сухо отозвался Коннор.
— Очень мило, — заметила девушка, стараясь скрыть волнение или страх (она еще не поняла, что именно), но, откровенно говоря, она рада была его видеть. — Зачем ты пришел, Коннор?
Несколько секунд он стоял молча, будто собирался с мыслями.
— Ты поверишь, если я скажу, что просто проезжал мимо и решил зайти?
Бронте улыбнулась.
— Нет, конечно, не поверю.
— И будешь права. Я хотел с тобой поговорить.
Бронте отступила на шаг назад. Когда он улыбается, то становится неотразимым.
— Давай… поговорим, — согласилась она и пригласила его на кухню. Ей казалось, что там особенно уютно и тепло. Бронте положила свежие газеты поверх стопки утренних, плотно задернула шторы и заодно выключила телевизор.
Потом повернулась к Коннору и заметила, что его кожаный пиджак уже висит на спинке стула, а сам он стоит, нахмурившись и сложив руки на груди. Даже сейчас, когда она на него сердилась за позднее, непрошеное вторжение, этот неотразимый, высокий, широкоплечий парень вызывал в ее голове очень непристойные мысли и желания.
— Расскажи, что нового, — попросил Коннор, нахмурив брови.
— Это ты мне расскажи. Ведь ты прятался в кустах и испугал меня до смерти, — произнесла она в ответ. Бронте очень хотелось сказать ему, что «он — единственный подозреваемый в убийстве», но она промолчала.
Коннор тем временем увидел на столе газеты и журналы, еду, вернее, ее остатки. Она проследила за его взглядом.
