Уго вспоминал день, проведенный на старой перине под стеганым пуховым одеялом, когда ее руки обвили его, а тело приняло с легким вздохом, от которого у него чуть не остановилось сердце. Он ощутил преграду, и до сих пор в нем живо было испытанное тогда чувство мужской гордости. «Да», – задыхаясь, тихо прошептала Сэнди, отчего он совсем потерял голову.
Какая мука! – подумал Уго, одновременно испытав удовлетворение при виде порозовевших щек Сэнди; а то, как дрогнули ее ресницы, заставило его усмехнуться. Она знает, о чем она думает, и не в состоянии поднять взгляда, потому что воспоминания о том дне так же сильно действуют на нее, как и на него… Однако это вожделение, и ничего более…
Если он не перестанет раздевать меня взглядом, я уйду, решила Сэнди, опускаясь в стоящее у стола кресло. Уго сидел, непринужденно развалившись и слушая говорившего по телефону, в то время как его затуманенный взгляд жег ее тело сквозь одежду. Неужели Уго считает ее настолько тупой, чтобы не понимать, что он делает?
Его губ коснулась кривоватая усмешка. Губ, которые должны бы быть твердыми и холодными, но почему-то выглядят совершенно иначе. Сэнди вздохнула и опустила взгляд, изо всех сил желая, чтобы выражение его лица не заставляло ее думать о сексе. Единственный мужчина, единственный день, единственный опыт, который мог бы навести ее на эти мысли, – и, безусловно, навели, сокрушенно отметила Сэнди. Хватило одного только затуманенного взгляда темных глаз, чтобы Сэнди увидела этого мужчину во всем его нагом великолепии. Широкие бронзовые плечи, мускулистый торс, покрытый мягкими темными волосами, и… Нет, остановись немедленно! – приказала она себе.
Что за человек на другом конце провода так надолго лишил его дара речи? – думала Сэнди, ерзая в кресле. Ей хотелось, чтобы Уго наконец заговорил и разрушил возникшее между ними нестерпимое напряжение.
Сексуальное напряжение. Этот мужчина всегда был способен вывернуть ее наизнанку одним пристальным взглядом из-под полуопущенных тяжелых ресниц. Может быть, он знает об этом? Может быть, разговор уже давным-давно закончился, а он затягивает молчание просто для того, чтобы продлить ее муку? Способен ли он на такую расчетливую жестокость?
Да, решила Сэнди, конечно, способен. Он ясно дал понять, что не хочет видеть ее здесь, но затем по какой-то необъяснимой причине решил позволить ей высказаться. Может быть, она задела Уго, усомнившись в его человечности, и он решил таким образом отомстить ей? У Уго достанет самомнения на десятерых. Его эго так же велико… как и некоторые части его тела. О, только не это! – мысленно возопила она, чувствуя, как щеки заливает вторая волна румянца.
Уго заметил, что Сэнди снова покраснела, и это напомнило ему их первую встречу в поместье его знакомых. Он приехал в гости на уикэнд, а Сэнди была среди тех, кого наняли для обслуживания гостей. Тихая, застенчивая, она подавала ему блюда за обедом и все время краснела. Каждый раз, когда она по необходимости склонялась над его плечом, он вдыхал нежный запах ее духов, чувствовал щекой легкое дыхание и мимолетные прикосновения шелковистых волос… Даже сейчас при воспоминании об этом у него перехватило дыхание. Дважды она задевала его блюдом и едва не умирала при этом от смущения. Дважды он превращал это в шутку, объясняя все своими нестандартными габаритами, чтобы отвести от нее гнев хозяев.
– Она новенькая… временная, – объяснила ему Элис Трумен тоном человека, привыкшего получать от жизни только лучшее. – Оставь это, Сэнди! – раздраженно бросила она, когда девушка попыталась стереть пролитый на скатерть рядом с тарелкой Уго соус. Ее рука дрожала, а лицо так пылало, что могло, казалось, обжечь ему щеку. – В наши дни невозможно найти нормальную прислугу. Сэнди больше привыкла кормить лошадей, чем людей.
Он улыбнулся при этом воспоминании, хотя улыбка скорее походила на гримасу. О, как кормила его Сэнди в тот уик-энд! Она давала пищу его уму и всем пяти чувствам, появляясь всюду, где бы он ни оказался. Запах ее духов витал в его спальне, когда он вошел туда после того, как она застелила постель. Смущенно опущенные глаза тайком следили за ним, когда она имела несчастье подавать ему еду. Если они встречались на лестнице, Сэнди отчаянно краснела и спешила уйти с дороги. Если они касались друг друга руками, она подпрыгивала, как испуганный котенок. И как ни пытался Уго, он не мог добиться от нее ни слова. Кивки и вздрагивания – вот и рее, чего он достиг своими стараниями. Кивки и вздрагивания, которые сводили его с ума…
– Ну, дорогой мой. Прости меня и давай забудем об этом. Джеффри не ждет от меня верности, и я…
Недрогнувшей рукой Уго положил трубку. Сэнди подняла на него глаза.
– Ты не сказал ни слова, – чуть ли не с возмущением заметила она.
– А слов и не требовалось, – лениво протянул он и улыбнулся так, что Сэнди, ощутив опасность, захотела поскорее убраться отсюда.
– Об Эдварде, – твердо произнесла она. – Думаю, мне нужно начать с…
– Ланча, – вставил он.
– Ланча? – Сэнди непонимающе посмотрела на него.
Уго снова улыбнулся.
– Думаю, нам нужно перенести эту беседу из деловой обстановки в более… подходящее место.
– Но ведь тебя ждет клиент!
В ответ он протянул руку и поднял телефонную трубку. Несколько быстрых слов по-итальянски, и, видимо, визитер был отправлен восвояси.
– Проблема решена, – произнес Уго с показной беззаботностью.
– Я бы предпочла покончить со всем этим прямо здесь, – произнесла Сэнди почти с мольбой.
– Пойдем. – Он встал. – Я пытаюсь продемонстрировать человеческую сторону моей натуры, а ты пытаешься мне помешать в этом.
Если он считает, что, выслушивая меня за ланчем, приятно проведет время, с грустью подумала Сэнди, то его ждет большая неожиданность.
Она настороженно наблюдала, как Уго огибает мраморный стол. Мимо ее внимания не прошел тот факт, что за время телефонного разговора, когда он только слушал, а ему говорили, его отношение к ней радикальным образом изменилось. Он подошел к ее креслу, и у Сэнди мурашки побежали по коже. Уго ждал, когда она сдастся и встанет, но на уровне ее глаз оказалась весьма красноречивая часть его анатомии, при виде которой ее словно обдало жаром.
Она не имела никакого отношения ни к ланчу, ни к разговору, ни тем более к человеческой стороне его натуры! Она имела отношение к сексу. Причем к той его разновидности, при которой устраивает любая горизонтальная поверхность.
– Прекрати это, Уго, – выдавила Сэнди.
– Прекратить – что?
– Ты знаешь что! – Вскочив, Сэнди попятилась от него. Но дорогу ей преграждало кресло, оставшиеся пути к отступлению отрезал мраморный стол. – Пропусти меня, – потребовала она.
– Конечно. – Уго шагнул в сторону.
Взволнованная до такой степени, что оказалась не в состоянии даже думать, Сэнди стала протискиваться между ним и столом. Протянув руку, Уго внезапно обхватил ее за талию и остановил. Впервые за долгие восемь лет он коснулся ее, и тело Сэнди словно ожило, а все чувства обострились.
