На первое свидание я надела новую шерстяную накидку цвета красного вина. По дороге в Прадо, разрываясь между предвкушением встречи и опасением, что Мануэль не понял моих робких намеков, я чувствовала себя какой-то обновленной, более взрослой, более женственной. Мужчины поглядывали на меня с интересом, а их подруги с тревогой и ревностью. Я заметила, что прохожие пытаются на ходу флиртовать со мной, не переставая ворковать со своими спутницами. Такое двуличие меня обескуражило. Я вспомнила об отце. На то, чтобы хоть немного примириться с мыслью о его измене, у меня ушла целая неделя. Призраки родителей, неосторожно пробужденные от вечного сна, неустанно следовали за мной. Я упрямо копалась в собственной памяти, словно правда до сих пор имела значение. Мне казалось, что беду можно было предотвратить, вовремя подобрав правильные слова. Оставаться одинокой и бессильной свидетельницей трагедии было невыносимо. Потому и разоткровенничалась с Мануэлем.
При виде Мануэля, поджидавшего меня под статуей Веласкеса, меня бросило в жар. Он поприветствовал меня так, словно наши встречи в музее были совершенно естественным, привычным делом. Мы долго бродили по окружавшему музей парку. «То, что случилось с моей матерью, напоминает историю Хуаны», — призналась я. Мануэль смерил меня пытливым взглядом. «Расскажи», — попросил он. Моя история казалась такой долгой и запутанной, что на нее ушло бы не одно воскресенье. «После каникул, — сказала я твердо. — Когда начнется учеба, за воскресеньями дело не станет».
Мы расположились на первом этаже. Квартира Мануэля располагалась в старом доме в квартале Маласанья. Он стоял на улице Сан-Бернардо, одной из немногих широких улиц в этой части города, вливавшейся в Гран-Виа. Наверх вела узкая лестница с резными перилами. По словам Мануэля, этот дом и пара соседних зданий когда-то были частью старинного поместья, принадлежавшего его предкам. Мануэль жил здесь постоянно, только изредка ночевал у тетки. Пожилая дама нуждалась в заботе и внимании так же сильно, как ее племянник в свободе и покое.
В наследство от былых времен нынешним обитателям дома досталась необычная планировка. Квартира Мануэля, к примеру, была двухэтажной. На нижнем уровне не было окон; там располагались прихожая, ванная и спальня. Винтовая лестница вела из прихожей наверх, в просторное помещение, служившее одновременно гостиной, столовой и рабочим кабинетом. Там же находилась маленькая, но хорошо освещенная кухня. Балкон был заставлен железными ящиками, в которых цвела герань. Попадая на второй этаж из сумрачной прихожей, гости невольно щурились от яркого света, наполнявшего комнату сквозь широкие французские окна. Наверху пахло табаком, массивные шкафы были заставлены книгами, на письменном столе дремала пишущая машинка, тут же стояло уютное глубокое кресло, стены украшали старинные карты и страницы средневековых рукописей. Повсюду виднелись модели кораблей, игрушечные замки и непонятные конструкции из металлических планок, колесиков и шестеренок. На обеденном столе была разложена незаконченная головоломка.
В тот день я впервые оказалась у Мануэля в спальне. Там царил идеальный порядок. В глубине комнаты стоял необычайно красивый старинный платяной шкаф с зеркальными дверцами. Кровать была застелена шелковым покрывалом в желто-черную шахматную клетку. Изящный ночной столик и светильники, несомненно, достались владельцу квартиры по наследству от предков-аристократов. Мануэль достал из шкафа полотняный чехол и аккуратно разложил его на кровати. С величайшей осторожностью он расстегнул чехол, достал платье, осмотрел сверху донизу, напряженно морща лоб, благоговейно расправил невидимую складку. «Интересно, где он его взял», — подумала я. Платье было великолепное, алое с золотом, со складчатой юбкой, бархатным пояском и глубоким прямоугольным вырезом. Лиф украшал ряд крошечных черных пуговиц.
Мануэль поднял платье за крючок вешалки и развернул передо мной. Словно искусный портной на примерке, он приложил наряд ко мне и сосредоточенно прищурился.
— К этому платью полагаются обручи, чтобы юбка казалась шире, — сообщил Мануэль, явно довольный результатом, — но нам придется обойтись без них, и не только потому, что у меня их нет, но и потому еще, что ты просто не поместилась бы в кресло.
— Это что-то вроде корсета?
— Это проволочная конструкция в виде колокола, которая крепится на талии. Позволь я тебе помогу.
«Он хочет меня раздеть», — подумала я, готовая покориться. В детстве меня одно время посещали странные фантазии, в которых я была рабыней в Древнем Египте или ацтекской принцессой, которую жестокие и грубые мужчины заставляют обнажиться. Я отчаянно сопротивлялась, но в конце концов, когда враги одерживали верхи выставляли меня посреди площади на глазах у беснующейся толпы, по моему телу необъяснимым образом разливалось дивное блаженство. Представляя себя в руках звероподобных стражей или распятой на скале, я, несомненно, была жертвой и в то же время ощущала небывалое могущество. Своим кинематографическим фантазиям я обычно предавалась по утрам в ванной, рискуя опоздать в школу. Я представляла, как нетерпеливые мужские руки щупают мое тело, а я извиваюсь и брыкаюсь или остаюсь неподвижной, оскорбленная, но не сломленная. Вообразить половой акт я в то время еще не могла, и мои фантазии неизменно кончались появлением благородного героя, который спасал меня, прижимал к груди и прикрывал мою наготу своим плащом. Столь же сильно меня возбуждали игры с кузенами в пустых темных комнатах дедушкиного дома. Мальчишки ловили нас, затаскивали под кровать и трогали «там». Тогда я была уверена, что «там» расположен центр притяжения, который связывает меня с землей. Должно быть, мать запрещала мне прикасаться к низу живота, опасаясь, что я разрушу эту связь. Я догадывалась, отчего кузены стремительно отдергивают ладони от нашей влажной гладкой кожи, словно боясь обжечься: они не хотели, чтобы мы взмыли под потолок, лишившись точки опоры.
— Что ж, начнем, — произнес Мануэль, расправляя платье. — Оно будет как раз впору. Давай я все же тебе помогу.
Движения Мануэля были четкими, почти автоматическими. Его одержимость захватила меня. Я чувствовала себя ассистентом ученого, замыслившего экспедицию в параллельный мир, персонажем фантастического романа.
— Придется снять все, кроме трусиков. Я попробую натянуть его на тебя через голову. Молнии, как ты понимаешь, не предусмотрено.
Стоя в изножье кровати, Мануэль глядел на меня ясным, спокойным взглядом. Из-за его плеча я видела зеркало и в нем свое слегка раскрасневшееся лицо. Я хотела попросить его отвернуться, пока я переодеваюсь. Но вместо этого села на край кровати и принялась развязывать шнурки. Потом расстегнула молнию на брюках. Шелковая подкладка скользнула по моим ногам с легким шорохом. Я аккуратно скатала и стянула чулки. Удары сердца гулко отдавались где-то в желудке. Я поднялась на ноги и стянула белую сорочку. Снимая лифчик, я заметила, что Мануэль по-прежнему пристально смотрит на меня.
— Готово. — Я улыбалась, прикрывая ладонями грудь. — К твоему сведению, я теперь наверняка простужусь.
Мануэль приблизился ко мне.
— Протяни руки, — приказал он.
