– Чего это ты? – буркнула кухарка, не оборачиваясь.
– Не хочу быть грубой, миссис, но обычно я вижу только вашу спину. – Тэсс резко встала из-за стола, уронив на пол кухонный нож.
«Нарочно», – подумала Энни.
– О-о-о, – сказала Тэсс. – Нож упал! Жди гостей нынче к вечеру. – Она хихикнула. – Пойду, надо бы принарядиться.
Она быстро вышла из кухни и направилась к себе в прачечную, кирпичное строение в заднем саду.
Здесь никто, как на Портмен-сквер, не заставлял Энни, едва закончив одно дело, сразу же хвататься за другое. У нее находились минуты, чтобы послушать щебетание птиц, полюбоваться солнечными лучами, падающими на старые картины в гостиной. Здесь не надо было каждый день скрести каменные ступени лестницы, как она это делала в Лондоне. Здесь люди не перешагивали через нее так, словно ее вовсе не существовало. Когда она, сидя на корточках, начищала латунные стержни лестничных перил, мистер Дашелл деликатно обошел ее и даже поздоровался с ней. Никто не обнаруживал намерения постоянно искать изъяны в ее работе. Напротив того, ни хозяин, ни хозяйка не проявляли интереса к домашним делам. Ведение хозяйства было предоставлено кухарке.
Когда мистер Дашелл миновал ее, Энни выпрямилась и разогнула уже начавшую болеть спину. «Почему я обречена на вечное страдание, запугивание и несправедливые обвинения?» – произнесла она свою любимую фразу из «Джен Эйр». Она привыкла повторять ее про себя, пока работала у миссис Гилби. Это помогало ей легче переносить все эти обвинения, запугивания и бесконечные страдания.
Энни вытирает пот со лба. Сверху доносятся голоса Эльдона и Изабель. Ощущение сытости после обильного завтрака до сих пор не прошло. Теплый и спокойный дом. Пожалуй, надо будет перечитать «Джен Эйр» еще раз – найти другую фразу, более подходящую к нынешней обстановке.
Эльдон постучал в дверь жениной спальни и вошел, не дожидаясь ответа. Изабель сидела у окна. Уже одетая, но еще не причесанная.
– А, – сказала она, увидев мужа. – А я думала – это новая горничная.
– Она сейчас драит перила на лестнице, – пояснил Эльдон, проходя в комнату, но не приближаясь к жене. – Это необходимо?
– О, мы просто погибнем без этого. Я во всяком случае. Что ты о ней думаешь?
– Кажется, хорошая девушка.
– И красивая, правда? Когда я ее в первый раз увидела, то сразу подумала, что с нее можно было бы сделать несколько отличных фотографий. Но сейчас я вообще больше ни в чем не уверена, ни в своих идеях, ни в этих моделях.
Они пристально посмотрели друг на друга.
– Я искал свои очки, – сказал Эльдон.
– Тебе необязательно изыскивать предлог, чтобы войти в мою спальню, – ответила Изабель.
– Я их уже нашел, – помахал он очками. – Завалились в щель, когда я уснул в кресле.
Он вспомнил далекие годы вскоре после их свадьбы, когда ему так не хотелось покидать постель жены. Разделявшая их сейчас дистанция в несколько шагов звенела одиночеством. Законный супруг, он стал ей совершенно чужим.
– Почему ты еще не в студии? – Эльдон вернулся к мысли, которая завертелась в его голове, когда, проходя по коридору, он увидел закрытую дверь ее спальни.
– Пытаюсь решить, действительно ли я неудачница…
– И как?
– Эльдон, – Изабель протянула к нему руку, он шагнул вперед и сжал ее холодную, сухую ладонь. Они стали чуть ближе друг другу. – Неужели меня никто никогда не будет принимать всерьез?
– Роберт Хилл? – спросил он, вспомнив вчерашний визит знаменитого соседа, имевшего обыкновение навещать их, когда работа начинала его тяготить.
– Все они Роберты Хиллы, – сказала Изабель.
Воображение Эльдона мгновенно нарисовало карту государства «Женщины», испещренную названиями местностей: «Несправедливость», «Зависимость», «Неравенство», «Унижение».
– Я остановлю это! – страстно воскликнул он. – Мы создадим мир равных возможностей для всех!
– Эльдон, – возразила Изабель, – в нашем мире людей, подобных тебе, гораздо меньше, чем таких, как Роберт Хилл. – Она освободила свою руку из его влажной ладони. – Это одна горькая правда. А другая – это то, что большинство людей с ним согласно.
Изабель посмотрела через окно в сад. Ветер трепал листву. В дверях прачечной стояла Тэсс, болтая о чем-то с Уилксом. Изабель подумала, что все сегодняшнее утро Уилкс, должно быть, прятался в саду, хотя часом раньше видела, как он прошел под деревьями, давя сапогами опавшие яблоки.
Эльдон мог бы навести порядок во всем, если бы только у него были силы. Изабель не сомневалась в этом. Он обладал врожденным чувством справедливости. Это было самой большой его слабостью и одновременно самой лучшей, самой дорогой для нее стороной его души. Но эти мысли о переустройстве мира? Наш мир изменить никому не под силу, и когда Эльдон взрывался негодованием из-за какой-либо несправедливости по отношению к ней, это только утомляло ее, отчуждало от него. От человека, который уже тринадцать лет был ее мужем. Прежние теплые отношения окончательно превратились в формально-вежливые.
Эльдон не мог не видеть, что стал больше не нужен ей. Ее медленное, но неуклонное отдаление от него выбивало почву из-под его ног, заставляло обещать невозможное: «Я сделаю тебя знаменитой! Я заставлю сбыться все твои мечты и осуществлю все твои желания!» Ему хотелось стать более значительным, уподобиться вулканическому острову, внезапно выросшему посреди океана.
Из сада послышался смех Тэсс, легкий и беззаботный, как ветер, который его принес. Изабель уже и припомнить не могла, когда она так смеялась.
– Пожалуй, надо распорядиться насчет обеда, – сказала она, хотя никогда этого не делала, и оба это знали. Обогнув его, она прошмыгнула к выходу, и оба невольно вздрогнули.
Энни выходит в сад выбить щетки. Она стучит ими об угол дома, и пыль поднимается вверх, словно легкий дымок. День теплый, и, стоя спиной к стене, она чувствует, как тепло от разогретых камней ласкает ее.
В студии что-то происходит. Даже оттуда, где она стоит, Энни видит мелькание темных фигур. Не в силах сдержать любопытства, она осторожно направляется к стеклянному дому и тихонько приоткрывает дверь.
В дальнем углу студии стоит Уилкс, завернутый в старую скатерть. Скатерть, заколотая у его горла булавкой, образует некое подобие капюшона. На голове его красуется что-то, напоминающее корону, сооруженную из крашеного картона. Остальную часть костюма составляют его обычные сапоги и брюки-галифе. У его ног, ухватившись за его лодыжку, лежит Тэсс на животе, чьи спутанные волосы беспорядочно, словно морские водоросли, рассыпаются по ее плечам и спине, по каменному полу. Тэсс завернута в простыню.
– Не старайся повалить его с ног, – объясняет Изабель, лихорадочно кружась вокруг них. – Ты умоляешь его о прощении, ты стараешься уговорить его принять тебя обратно.
