Евлампий рассмеялся невесело, каркающе, как каркает ворон, увидевший мертвечину. Тут силы покинули девушку, она слабо всхлипнула и попыталась отползти в сторону. Но не тут-то было.
– У, шалунья, – как-то елейно выдавил Евлампий и тут же молниеносно, как змея, метнулся к певице, утробно зарычал, стальные узловатые пальцы сомкнулись на нежной девичьей шее.
Гришка знал, что лучше не видеть этого. Картины кровавых убийств навсегда остаются в памяти и являются ночью кошмарами или жгут душу до самого смертного часа. Это Гришка знал точно. И он ничего не мог сделать, чтобы исправить чудовищную несправедливость. Будто отвратное черное насекомое пожирало на его глазах прекрасный цветок – и в этом виделось что-то донельзя мерзкое и противное Богу. Как грязное пятно на белоснежной одежде. Как выгоревшие от пожара черные деревья в цветущем зеленом саду.
А самым неприятным было ощущение бессилия. Гришка знал, что этому святотатству он не может помешать. Ему стало страшно. Это позор, но он боялся до дрожи в коленках, до тошноты и не мог перешагнуть через свой страх. Да и что бы он сделал, если бы и захотел? Даже свое нехитрое оружие – заостренную палку – он обронил в пылу битвы и бегства. Убивец же легко, одной левой, свернет ему шею. Нет, помочь девушке невозможно. Она уже мертва, и сама знает это. Повернуться бы и уйти, но… Гришка не мог сделать этого. Он будто прирос к месту, окаменел, присев на корточки, лишь только его руки непроизвольно шарили вокруг. И они наткнулись на толстый сук…
Убивец обладал звериным чутьем. Казалось, на затылке у него имелись глаза. Даже во сне его трудно было застать врасплох – спал он, не выпуская свой любимый топор, в любой момент готовый проснуться и начать крушить все вокруг. Но сейчас он был настолько увлечен своим занятием, что не почуял опасности.
Онемевшими руками, так до конца и не веря, что решится на это, Гришка занес дубину, зажмурился и нанес удар изо всей силы. Дубина выскочила из его рук, и он остался совершенно безоружным. Отпрыгнул, открыл глаза, готовясь принять смерть, и увидел распростертое тело. Убивец лежал лицом вниз. В двух шагах от него сидела девушка. Она прикрывала молочно-белые груди с бледнокоричневыми сосками разорванной рубахой и не могла отвести глаз от Убивца.
Евлампий зашевелился и застонал.
– Бежим отсюда, – Гришка схватил девушку за руку, и они кинулись в чащу…
– Ох, не могу больше, – вздохнула девушка и ухватилась за березу, пытаясь отдышаться.
Гришка присел на корягу и посмотрел на свою спутницу. Рубашка опять сползла с ее плеча, открывая полную красивую грудь. Гришка никак не мог оторвать глаз от ее прелестей, хотя старался изо всех сил, понимая, что девушка может разозлиться или обидеться.
Но она не разозлилась и не покраснела. Лишь неторопливо запахнула рубаху и улыбнулась.
Гришка смутился еще больше, но глаз не отвел. Теперь он спокойно мог разглядеть ее всю. Высокая, с полными, округлыми бедрами, зеленоглазая, с соболиными бровями – в ее лице виделось что-то монгольское. Она была молода – лет семнадцати. Казалось, что ее уже не волновало то, что произошло недавно, – ни тени огорчения и страдания на лице. О прошедшем кошмаре напоминали лишь красные пятна на руках и царапина на щеке.
– Спасибо тебе, – она подошла к Гришке, нагнулась, провела ладонью по его лицу и поцеловала в щеку.
– Он чуть не убил тебя, – Гришка не знал, как себя вести, голос звучал как чужой. Ладонь у девушки была мягкая и теплая.
– Ты мой спаситель. А теперь до свиданья. Она еще раз погладила его по щеке.
– Не заблудишься? – спросил он.
– Нет, я в этом лесу каждое деревце знаю. Сердце у Гришки колотилось как бешеное. И вовсе не от схватки или бега. Гришку охватило какое-то пьянящее, приятное чувство. Он хотел еще что-то сказать девушке, чтобы побыть с нею подольше. Уши его горели так, что казалось: еще немного – и от них пойдет дым. В голову ничего не приходило, и он клял себя на чем свет стоит.
– Как тебя зовут? – только и сумел выдавить Гришка.
– Варвара.
– А меня Григорий.
– Григорий… Гришка-кочерыжка.
Она засмеялась, повернулась и скрылась за деревьями. А Гришка еще долго стоял и смотрел ей вслед. На душе у него было грустно и хорошо.
АТЛАНТИДА. КАМНИ СИЛЫ
Вчера горожане разнесли квартал, где проживают целестяне. Людей выволакивали из домов и били камнями, – рассказывал принц последние новости, расположившись на подушках и потягивая слабое, очень сладкое вино из винограда, собранного в каменистой долине.
– Сколь велики были жертвы? – осведомился Видящий маг.
– Двадцать шесть человек.
– В чем причина сего зверства?
– Их обвинили в землетрясении на Пароге.
– Какое отношение имеют целестяне к землетрясению на Пароге?
– В Перполисе двести тысяч выходцев с Парога. Парог и Целеста всегда ненавидели друг друга. Целестяне всегда были хорошими колдунами. Вывод – они после очередного конфликта ублажили кровавыми оргиями Бога Земли, и он тряханул Парог.
– Глупо.
– Да. Но еще – целестяне торгуют более дешевой рыбой. Их рыбаки более удачливы. Их подвалы заполнены вином, а сундуки – золотом.
– Алчность – она движет миром.
– Восстание в каменоломнях провинции Ахтаюб. Наместник Кальмин приказал залить водой рудники. Погибло две тысячи рабов… На Акмалине опять бунт.
– И опять возводят старые капища?
– Да. Везде бьют сборщиков налогов. Наместники спелись с местными пиратами и разбойниками. Золото не доходит до казны.
– А что говорит твой дядя?
– Он ничего не хочет знать. Он надеется, что все решится само собой. Его послы и представители, отправленные усмирить бунтовщиков и навести порядок, возвращаются куда богаче, чем были. Его солдаты отказываются воевать. Но Император не хочет ничего слышать.
– То ли еще будет.
– Отец не допустил бы подобного. Он пекся о благе Империи!
– Те времена ушли, мой мальчик.
– Они вернутся. Вернется величие Империи. Вернутся знания. Былая мощь.
– Времена не возвращаются… Но нас не это должно волновать. Пошли, – Видящий маг поднялся со своего ложа и позвал за собой принца.
Винтовая лестница вела вниз, в святая святых дворца Первого мага – в лабораторию. Принц бывал здесь не раз и все-таки не мог избавиться от чувства восторга, которое всегда охватывало его, когда он перешагивал через порог.
Просторное помещение было наполнено диковинными предметами. На трехметровую высоту вздымалась загадочная машина, состоящая из шестерней, трубочек, кристаллов. Ее Видящий маг отыскал в одном святилище и уже несколько лет пытался разобраться в назначении. Он полагал, что это какое-то загадочное оружие «нижних времен» Атлантиды – то есть где-то сорокатысячелетней давности, когда материком владела непонятная раса – неизвестно даже, были ли это предки атлантов. На каменных и деревянных столах стояли различные сосуды, реторты, перегонные кубы, печи – они говорили об увлечении хозяина проблемами превращения веществ. Видящий маг не замахивался на создание мифического, излюбленного магами, сумасшедшими и шарлатанами камня, способного превращать живое в неживое, дерево в металл, а металл – в воду. Если когда-то и были подобные знания, умения, то они ушли, и сегодня нет даже подступа к ним. Хакмас довольствовался меньшим, восстанавливая старые знания и по мере сил отодвигая черную границу незнания.
