— Я не люблю спиртного, — проговорила она.
— Да? Ну, ладно. За… янки. — Он поднял рюмку, словно чокался с ней, и выпил, не сводя с нее пронзительных глаз. Она пробормотала:
— У меня еще уйма работы, сэр, так что если позволите…
— Не позволю, Я предпочитаю, чтобы ты осталась здесь.
Кесси сцепила перед собой пальцы. Ей нельзя здесь оставаться! Ведь он же… Пресвятая Дева Мария, она даже подумать об этом не осмеливается! Даже угрозы Черного Джека не заставят ее… пойти на это!
Кесси лихорадочно размышляла. И в конце концов решила, что у нее лишь один выход — все объяснить графу и надеяться, что он достойный человек.
В горле у нее запершило от сухости.
— Сэр, я ведь вижу, что даже не нравлюсь вам. Если честно, то вы бы и не остались здесь, если бы не Черный Джек со…
— Напротив, я как раз там, где мне желательно находиться. И что гораздо важнее — именно с той, с кем и хотел.
Да он просто потешается над ней! Кесси чувствовала это. Чувствовала! Какой же он жестокий!
Она растерянно передернула плечами:
— Сэр, прошу прощения за свою неловкость. Вы даже не представляете, как я сожалею об этом. Но не вижу причины, почему меня нужно наказывать строже…
— Наказывать? Боже, вот это удар ниже пояса! Я имел в виду не наказание, а удовольствие.
Удовольствие? Кесси передернуло. Если и удовольствие, то только для него.
Он улыбнулся. Словно прочитал ее мысли.
— Как?! — воскликнул он. — Неужели эти идиоты внизу не сумели доставить радость такой красотке?
Щеки Кесси ярко запылали. Она увидела, что он вытащил что-то из кармана жилетки. Часы. Потому что заметила, как блеснула золотая цепочка, когда он положил их возле кучки монет. И шагнул к ней.
Кесси попятилась. В его смехе звучало искреннее веселье… и вместе с тем была насмешка.
— Что это с тобой, янки? Неужели боишься меня? Да, она его боялась. Но боялась… как-то не так, как других…
— Я не нравлюсь тебе, да, янки?
Янки. Кесси вскинула голову.
— У меня есть имя, сэр, и я привыкла, чтобы меня называли по имени!
— Ну уж нет! Лично я считаю, что Кристофер ошибся. Янки подходит тебе гораздо больше, потому что ты такая же грубая и неуправляемая, как все они. Так что будешь янки. А теперь вернемся к моему вопросу. Так почему я не нравлюсь тебе?
— Мне кажется, милорд, что это я не нравлюсь вам. Вы так на меня смотрели…
Значит, она заметила? Габриэль сдержанно улыбнулся. Одета она была едва ли не в тряпье, и все же это ничуть не скрывало ее красоты. Габриэль задумался: имеет ли она понятие, насколько хороша? Да что там хороша — очаровательна! Волосы — словно янтарь, а глаза — чистые топазы. И при этом уже далеко не дитя. Вот только слишком уж худая. Впрочем, округлости грудей и ягодиц заставляли забыть об этом.
Габриэль нахмурился, поймав себя на непривычном интересе к служанке. Вообще-то он предпочитал опытных любовниц, а не молоденьких девиц, как эта. Хотя вряд ли девчонка осталась нетронутой. Наверняка уже во многих постелях побывала, решил граф.
И нельзя было отрицать, что она волновала его кровь.
— Хватит ломаться, янки! Я больше месяца пробыл в море без женщин. Неужели не отыщешь в своем сердце хоть капельку сострадания? Неужели не сжалишься над мужчиной, изголодавшимся по мягкому женскому телу и ласковой женской руке?
Ласковой женской руке? Какие глупости! Да у нее руки краснющие, как клешни у вареного рака, и огрубели от работы так, что ими впору драить полы.
Внешне Кесси ничем не выдала своего гнева.
— Боюсь, сэр, что вам все в жизни доставалось без труда. Вам никогда ни в чем не отказывали.
В этом она была права. Габриэль никогда не испытывал нужды. У него было все… кроме отцовской любви и привязанности.
Он кивнул в сторону кучки серебра:
— Там лежит солидная сумма, янки. Если хочешь получить ее, то я потребую многого. Тебе придется остаться здесь…не на часок-другой, а на всю ночь. А утром мы можем даже вместе принять ванну.
Кесси похолодела. Она считала, что после пережитого сегодня ее уже ничем не удивить, но… купаться с мужчиной? Такое она даже представить не могла, подобного нельзя допускать!
Он жутко раздражал ее, хотя пытался добиться совершенно обратного. Кесси не была наивной дурочкой и знала, чего он хочет от нее. Не так давно Бесс говорила ей: Если мужчина нежен и терпелив, то все может получиться не так уж и плохо. Но иногда они такие грубые и быстрые, что просто ужас! Говорила так, будто каждое слово давалось ей с величайшим трудом.
Кесси всякий раз знала, когда Бесс попадался грубый клиент. Она тогда забивалась в свой уголок, молча глотая слезы. Иногда у Бесс и руки, и даже грудь были в синяках. А как-то она обнаружила, что уже месяца три как беременна. Кесси задрожала от ужаса. Она знала, что Бесс занималась этим ради денег, иначе не на что было бы жить. Именно эти деньги спасали от подобной же участи самое Кесси.
Но Кесси еще не была готова к тому, чтобы продать свою девственность за пригоршню серебра.
Габриэль не заметил ее отчаяния — он увидел лишь отвращение.
Интересно, она бы так же ломалась, если бы рядом с ней был сейчас Кристофер? Эта мысль мгновенно вывела его из равновесия. Габриэль вспомнил, как сладко она улыбалась его приятелю, а его самого не удостоила даже взглядом. И у него потемнело в глазах от ярости.
— Да, — вкрадчиво произнес он. — Совместная ванна была бы восхитительна.
Кесси вспыхнула:
— Черный Джек платит мне жалкие гроши, чтобы я скоблила полы и подавала эль. А вовсе не за это!
— А вот я не уверен, что его служанки не знают, как им подработать на маслице к хлебу!
Кесси стиснула кулаки так, что ногти впились в ладони.
— О, я прекрасно знаю таких людей, как вы, сэр! Они берут от жизни все, что хотят, думая только о себе. На других им плевать с высокой колокольни.
— О, янки, видимо, какой-то парень жестоко обидел тебя! Побаловался и бросил, да?
Она гордо вскинула голову:
— Нет! Просто меня бесит, что моим мнением во всем этом деле никто не поинтересовался.
Он пожал плечами и кивнул на кучку серебра:
— Мне кажется, ты уже установила свою цену.
— Вы не поняли меня, сэр. То, что вы от меня хотите, я не отдам ни за какие деньги! — Ни тебе, ни любому другому похотливому самцу! — подумала она.
Это кольнуло его так, что он с презрительной усмешкой смерил ее с ног до головы, словно раздевая глазами и оценивая. Он бы не завелся так, если бы не выражение непримиримой непокорности на ее лице. И еще чего-то. Она смотрела на него, словно была лучше… чище его, а он обыкновенная… вошь.
