Но он не имел в виду секс! Эти слова были не о сексе! Но о чем же тогда? — подумала она.
У этого мужчины, если верить публикациям в желтой прессе, хватало поклонниц. Зачем ему нужна была Вайолетт? С другой стороны, он, похоже, очень хорошо умел пользоваться своим природным обаянием для достижения цели. И ему не стоило больших усилий затащить женщину в постель, чтобы потом у нее не было другого пути, кроме как покоряться ему.
Стоп, ей надо все-таки сменить тему разговора. И сделать это следует побыстрее, пока Сэм не заметил, как она среагировала на его слова.
Они как раз миновали собор Святого Павла и вышли на набережную Ярры в районе Бэтмен-авеню.
— Вы знаете, я безумно хочу есть, — произнесла Вайолетт, изо всех сил стараясь, чтобы голос не дрожал. — Давайте уже где-нибудь сядем.
— Меня забавляет мысль, что мы будем ужинать вместе.
— Хотите посмотреть, насколько острые у меня зубы? — Настала ее очередь забавляться.
В его глазах вспыхнули озорные огоньки.
— Меня всегда возбуждала опасность.
— О, я думаю, в случае со мной вам нечего опасаться, мистер Крейк. Я пока не собираюсь на вас охотиться.
И если ему пришло в голову, что она хочет присоединиться к гарему обожающих его волчиц, то он ошибся.
4
Они подошли к одному из многочисленных ресторанов на набережной Ярры. Пожалуй, это самое людное место в Мельбурне.
— Вы предпочитаете столик в зале или на террасе? — поинтересовался официант.
— На террасе, — решительно и быстро ответила Вайолетт.
— Но внутри будет прохладнее, — заметил он.
— Я целый день провела в помещении. Может быть, вы потерпите жару?
— Хорошо, потерплю.
Вайолетт пыталась избежать той интимности, которая невольно возникает между мужчиной и женщиной, сидящими вдвоем за столиком в ресторанном зале. Она понимала, что это дало бы новому шефу преимущество — возможность лучше ее изучить. Тогда как на открытой террасе под взглядами прохожих у нее был шанс почувствовать себя более защищенной.
Когда они подошли к своему столику, Вайолетт наконец сняла пиджак. Лимонная блузка без рукавов и узкая юбка выгодно подчеркивали ее фигуру. Оказывается, она не такая худая, как показалось поначалу, подумал он. Красивая высокая грудь, тонкая талия, округлые бедра, да еще и ямочки на щеках делали ее очень женственной. Даже руки были чуть полноватыми, никакой костлявости Крейк, к своему удовольствию, не заметил. Да… Похоже, что Вайолетт Нильсон вызывала у него все больший интерес. И уже не казалась ему репейником, скорее напрашивалось сравнение с цветущим шиповником — диким, колючим, с благоухающими розовыми бутонами…
В эту минуту официант принес кувшин с холодной водой и меню. Сэм Крейк не мог сразу решить, что заказать. Он взглянул на свою спутницу. Изучая меню, та пила воду со льдом с таким видом, будто пыталась себя остудить.
— Пожалуй, я буду паровую рыбу с соей под устричным соусом, — решила она.
— А мне бы вы что посоветовали?
— Не знаю, здесь хорошо готовят рыбу и морепродукты.
— Готовят, думаю, не лучше, чем вы. Уверен, ваше норвежское блюдо вне конкуренции… — сказал Сэм, улыбнувшись.
— Я рада, что вам понравилось. — Она улыбнулась в ответ.
Он подозвал официанта, сделал заказ и продолжил разговор:
— Значит, ваши родители — скандинавы. А вы — коренная австралийка?
— Да, я родилась здесь. Мама с отцом оказались в Австралии во время Второй Мировой войны, у них была сложная судьба. Познакомились уже здесь. А вскоре появилась я — поздний ребенок. И единственный… — добавила она печально.
Он внимательно слушал, думая, что не ошибся относительно ее возраста. Действительно, Вайолетт Нильсон было уже около тридцати. И все равно, Крейку не удавалось избавиться от впечатления, что женщина намного моложе его.
— Ваши родители живы?
— Нет.
Вайолетт подняла руки к горлу, и ее красивые тонкие пальцы начали перебирать жемчужины. Почему-то это движение показалось Сэму очень сексуальным. В воображении он увидел ее, лежащую в постели обнаженной, но с ниткой жемчуга на шее. Надо же, такое простое украшение, но как прекрасно будет смотреться, оказавшись единственным из того, что на ней останется…
Взгляд Крейка задержался на губах Вайолетт. Они выглядели невинно. Но он был уверен, что ее поцелуи окажутся страстными. Нос — с узкими чувственными ноздрями. Когда она злилась, то слегка раздувала их, что выглядело очень мило. Глаза были синими, как море в ясный день. Сейчас женщина смотрела на него спокойно, не моргая. Обманчивое спокойствие, подумалось ему.
— Этот жемчуг — чей-то подарок?
Вайолетт продолжала перебирать жемчужины, и Сэму было неприятно сознавать, что, сидя с ним в ресторане, эта женщина думает о другом мужчине.
Вопрос застал Вайолетт врасплох, она опустила руку.
— Не совсем. Это жемчуг моей мамы, — последовал тихий ответ.
Снова сантименты, подумал он и спросил:
— Вы всегда его носите?
— Почти всегда. Жемчуг надо носить. От соприкосновения с кожей он приобретает необыкновенный блеск.
— Это жемчуг Пикарда?
Вайолетт подняла брови.
— Почему вы спрашиваете?
Он пожал плечами.
— Я знаю Джона Саливана. Он управляет «Жемчугом Пикарда» — компанией в Бруме, которая производит такие украшения. И однажды он сказал мне такие же слова о том, что контакт с кожей придает жемчугу блеск. Вот я и решил спросить.
— Ясно. Что ж, вы правы. Отец привез его для моей мамы из Брума. Жемчуг действительно произведен этой компанией.
Она ценит качество, подумал Сэм. И получает от этого удовольствие.
— Джон Саливан говорил, что у них лучший жемчуг в мире. Он вам идет.
Щеки Вайолетт зарделись то ли от комплимента, то ли оттого, что Сэм угадал ее страсть к хорошим вещам. Ему нравилось смотреть, как краска заливает ей щеки, как блестят ее глаза.
— Откуда вы знаете Джона Саливана? Я читала о нем. Саливаны — это одна из самых богатых семей в Австралии.
Эти слова отвлекли его от размышлений о ней.
— Я занимался журналистским расследованием. Решил сам в одной из своих газет раскрутить некую историю. Таким образом и вышел на Джона, и он уговорил меня остановиться.
Вайолетт тряхнула головой.
— Он вам заплатил?
— Нет. Просто объяснил, что это может повредить невинному ребенку. То есть его приемной дочери, Ребекке Саливан, которая должна была унаследовать миллионное состояние. Девочка ничего не знала о наследстве, а оно могло испортить ей жизнь постоянными преследованиями прессы и даже угрозой похищения.
