Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 40
— Да, они не угрожают. Хотя заставить замолчать могут, у них много способов. Но это другое… Это не Альберт — другие, но они тоже связаны с ним! Пожалуйста, не по телефону, Таня. Я все расскажу при встрече. Вы знаете церковь Кающейся Магдалины?
Я ожидала чего угодно, но только не этого! Вероятно, Ирина истолковала мое растерянное молчание по-своему.
— Будьте там сегодня в три часа. Ради всего святого, Таня! Это на Немецкой, между магазинами «Шарм» и «Арлекино».
— Да, да! Ведь я католичка, часто бываю в этом храме. Падре Леопольд — мой старый друг, когда-то мы вместе учились во Львове. Зайдите в исповедальную кабинку слева от алтаря. Я буду рядом. Нам никто не помешает. Только измените, пожалуйста, внешность, а то…
— Не учите меня жить. Ирина, мне кажется, ваша идея насчет церкви не совсем удачна…
Я хотела возразить, что гораздо безопаснее выбрать для встречи, наоборот, какое-нибудь людное место — например, театр или супермаркет. Баню, наконец. Но женщина поспешно перебила меня:
— Господи! Я больше не могу говорить! Так вы придете? Ради бога! Придете?..
Я дала свое согласие уже в пустоту, раздираемую короткими тревожными гудками.
Итак, следующим номером нашей программы — церковь Кающейся Магдалины. Премилое, должно быть, местечко для духовного развития. А я беспокоилась…
Глава 3
Моему воображению храм божий непременно рисуется если не грандиозным, то величественным сооружением, внушающим пастве священный трепет и сознание собственной ничтожности перед ликом господним. Сколько я их повидала по всему миру — все они были именно такие.
А тут… Просто погребок, каким-то чудом втершийся между двумя роскошными супермаркетами: четыре ступеньки вниз, изящная дверка в итальянском стиле, витражи на узких окошках… Ни дать ни взять пивнушка, только без вывески над входом с кружкой под пенной шапкой. Когда я потянула за круглую блестящую ручку, где-то внутри мелодично прозвенел колокольчик. «Как в лавке», — продолжал богохульствовать мой внутренний голос. «Заткнись!» — сурово одернула я его, озираясь по сторонам.
То, что находилось по ту сторону входной двери, несколько больше соответствовало моим представлениям о католическом храме, чем наружность «Кающейся Магдалины». Я оказалась в полутемном прямоугольном помещении, нешироком, но достаточно длинном. После толчеи и гама нашего «тарасовского Арбата» оно показалось мне раем тишины: я не без удивления обнаружила, что звуки внешнего мира сюда почти не проникают.
Здесь не было никаких украшений, если не считать нескольких бра с электрическими свечами по обе стороны зальчика. Стены его выкрашены густо-розовой краской, а потолок того же тона расчерчен на квадраты деревянными рейками. Вообще дерево здесь явно доминировало: скульптуры святых в нишах, ровные ряды строгих скамеек и надраенный до блеска паркет. На полу яркими ковриками лежали красные, золотые, зеленые, голубые блики от цветных витражей, сквозь стекла которых пробивались лучи сентябрьского солнца. Необыкновенно красиво!
Странное впечатление производила церковь Кающейся Магдалины: смесь трогательной простоты и возвышенности, почти спартанской строгости, свойственной католическому культу, и романтики, какой-то скрытой поэтичности, что ли. Даже мой циничный внутренний голос примолк, пораженный этим неожиданным сочетанием, и не отпускал больше богопротивных замечаний.
Странно, но меньше всего в этом храме хотелось… каяться. Думать о душе — да, а раскаиваться… Здесь куда уместнее была мысль, что человечество вообще позабыло, что такое смертные грехи, что оно решительно повернуло на путь добра и справедливости и храмы нужны ему исключительно для духовного усовершенствования. Другими словами, это место, на мой взгляд, одинаково подходило как для просветленной молитвы, так и для сочинения стихов или, скажем, для свидания влюбленных…
«Однако сама-то ты здесь совсем для другого свидания, Таня дорогая. Не расслабляйся!» — неожиданно встрял в мои размышления внутренний голос. Вот так всегда! Стоит мне только задуматься о вечном — он тут же все испортит. Нона этот раз зануда прав. Если Ирина говорила искренне — а это скорее всего так! — ей может угрожать реальная опасность, а значит, расслабляться не ко времени.
Бесшумно, стараясь не касаться каблуками паркетного пола, я проскользнула между рядами скамеек и, как было условлено, нырнула за плотную плюшевую штору слева от кафедры, осененной распятием.
Здесь было почти совсем темно, однако я без труда разглядела черную решетчатую дверку исповедальни.
Но еще раньше я уловила стойкий аромат «Шанели номер пять».
— Ирина! — шепотом позвала я сквозь густую решетку, за которой стояла непроглядная тьма.
Странно: в ответ не послышалось ни звука. И я, сколько ни вглядывалась, не смогла уловить даже слабого движения по ту сторону. Я повторила зов погромче, но и на этот раз темнота не откликнулась…
Это мне уже не нравилось. Помянув нечистого и даже не попросив у бога прощения, я вышла из исповедальни и, путаясь в каких-то тканях, натыкаясь на перегородки, стала пробираться туда, где, по моим расчетам, должна была находиться моя давешняя телефонная собеседница. Может, она где-нибудь там, в ризнице, или как бишь ее… Одним словом, в подсобке: попивает чаек со своим другом-священником? Хотя нет: она сказала, что мы будем одни… А может, просто струсила и сбежала, не дождавшись меня?
Споткнувшись обо что-то, я едва не потеряла равновесие и не шлепнулась плашмя на паркет. И тут же сообразила, что это самое «что-то» — длинные женские ноги в колготках и супермодных туфлях на тяжелой «платформе». Потому, как странно они были протянуты, было трудно предположить, что их владелица просто присела на пол отдохнуть в ожидании трудной беседы.
— Боже мой! Ирина?..
Я почти ползком добралась до ее тела, прислоненного к стенке исповедальни, схватила за руку, унизанную перстнями. Она была теплая, но женщина не обнаруживала признаков жизни. Потом мои руки наткнулись на что-то мокрое и липкое. В отчаянии я обхватила Ирину за плечи и развернула в ту сторону, откуда пробивалось нечто похожее на луч света. На какое-то мгновение этот неверный свет отразился в ее глазах — тусклых и тоже как бы «неверных». Потому что они уже ничего не видели: это были мертвые глаза.
Привычная ко всему, я не смогла сдержать стон.
Наверное, при жизни Ирина была просто красавицей.
До тех пор, пока ей не перерезали горло.
— Вот тебе и «чрезвычайные обстоятельства»…
Как всегда в подобных ситуациях, голова заработала быстро и четко. Но именно сейчас это не принесло облегчения: моя дедукция — вместе с индукцией — не могла нащупать выход в кромешной тьме загадочного. Кто убил Ирину? За что ее убили? И почему — здесь и сейчас? Есть ли в этом какой-то смысл или время и место ее ужасного конца выпали случайно?
Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 40
