Дверь губернаторского кабинета приоткрылась, вышел, отдуваясь и вытирая платком красное лицо, генерал Сергеев.
— Привет, — кивнул он Ращинскому. — Тебя ждет, заходи.
Минеев разговаривал по телефону; увидев Ращинского, указал рукой на кресло.
— Вопрос этот не обсуждается, — холодно проговорил он. — Тебя на выставке быть не должно.
Губернатор положил трубку, минуты две молчал, явно сдерживая раздражение. Глянул на Ращинского:
— В курсе, что ночью произошло?
Тот кивнул.
— Ну, и что теперь?
Ращинский достал сигарету:
— Думаю, это нам на руку.
— Говоришь, на руку? Это было бы так, если бы проклятые негативы легли мне на руку, если бы находились у меня, а не неизвестно где. — Он ударил ладонью по столу. — Как провалились!
Глянув на телефон, по которому только что говорил с женой, Минеев желчно усмехнулся:
— Я, в отличие от тебя, Николай, не исключаю вариант, что они где-нибудь в моем собственном доме.
В соседней с кабинетом комнате отдыха со стороны коридора открылась дверь: губернатору доставили заказанный обед. Минеев глянул на часы:
— Ого, уже второй час! Пошли поедим, заодно и обсудим кое-что. А там уже на выставку пора.
* * *
В 13.30 будильник пикнул, но Анна проснулась ровно за минуту до этого. Еще немного можно полежать. Вскакивать сразу после побудки она категорически не способна. Ей обязательно нужно было перед тем, как встать с постели, пережить это состояние, когда не спишь, но еще в сладкой дреме плавно перекатываешься с одного бока на другой, растягивая тело, плечи, ноги — какое удовольствие чувствовать себя всю, до самой последней косточки!
Теперь — под душ, сначала очень горячий, почти кипяток, чтобы озноб по коже, потом — под ледяную струю. Вытираться она не любила. Накинув махровый халат, внимательно осмотрела себя в большом зеркале. Нужен парик? Наверное, не будет лишним. Вдруг на выставку придет кто-нибудь из тех, кто встречался сегодня с француженкой Анной Морель?
Через полчаса в зеркале отразился стройный силуэт высокой девушки, одетой в белые джинсы и черную шелковую рубашку. Прямые иссиня-черные волосы ниспадали вниз, заворачиваясь на плечах в тугое полукольцо. Густая челка почти до глаз, пухлые губы в яркой помаде. Мягкие, из черной кожи, туфли на низком каблуке, в тон им сумка на плече с диктофоном и удостоверением журналиста, большие, вполлица, темные очки в широкой белой оправе — порядок! Пусть не очень модно, даже совсем не модно, но выделяться ей в толпе не нужно.
На стоянке у Дома художников яблоку негде было упасть. Анна проехала квартал вниз по проспекту Победы и оставила машину рядом с гастрономом. Губернатор наверняка уже внутри здания, раз двое молодчиков дежурят у входной двери, не пропуская опоздавших.
Она подошла ближе: так и есть. Один из парней терпеливо объяснял столпившимся, что им придется подождать десять-пятнадцать минут, пока не завершится торжественное открытие выставки.
Прошло не менее получаса, и только тогда охранники, оттесняя толпу, услужливо распахнули двери. Губернатор быстро прошел к машине.
Вот он каков, Минеев. Анна с ним никогда раньше не встречалась. Но, помнится, на предвыборных плакатах четыре года назад он казался симпатичнее и стройнее.
Анна замерла: прямо к ней, улыбаясь, быстро шел Ращинский. У нее хватило выдержки не сбавить шаг. Но он даже не заметил ее, проскочил, как метеор, мимо! За спиной она услышала громкие приветствия — Ращинский просто увидел кого-то из знакомых.
Анна перевела дух и разозлилась на себя: не ожидала, что встреча так испугает.
Она оглянулась: да что ж это такое — Ращинский снова идет прямо на нее! Отстегнула сумку и, низко опустив лицо, стала искать носовой платок. Раздались хлопки дверей автомобилей — фу, наконец-то начальство уехало.
Точно эту фразу с тем же самым «фу» громко озвучила эффектная зеленоглазая брюнетка, остановившаяся рядом. Ольга Аристова, которая тоже опоздала на открытие, оглядев Анну, по-свойски спросила: «Ты кто?» Услышав, что Анна Самохина — радиокорреспондент из Москвы, обрадовалась: «Хорошо, что встретились. Давай быстренько покурим, а потом посмотрим, что там за выставка. А заодно и поедим: говорят, Маслов, это местный наш буржуй, на поминальный стол раскошелился».
* * *
Да, думала Анна, погибший сорок дней назад Шерстков действительно был талантливым фотохудожником. Вот этот портрет она бы с удовольствием купила и увезла домой. Молодая обнаженная женщина, бесспорно, хороша. Но притягивала она не ослепительной красотой и не безупречной прелестью тела — удивляла счастливая отрешенность лица, освещенного солнцем, блики которого переливались в густой белокурой волне длинных волос. Работа называлась «Гармония».
— Нравится?
Рядом остановился невысокий парень с телекамерой.
— Встаньте-ка вот так, чуть развернитесь ко мне и продолжайте смотреть на портрет. И очки, пожалуйста, снимите.
«Вот уж нетушки, — похолодела Анна. — Только этого мне не хватает — светиться на местном телевидении».
Она прикрыла глазок камеры ладонью, улыбнулась:
— На глазу у девушки чирий, другой глаз вставной, а во рту ни одного зуба.
Парень рассмеялся:
— И нога деревянная, так?
— Вот-вот. Так что извини, дружок.
— Я вижу, гармоничная Маша вам понравилась. Жаль, что с выставки убрали другие ее портреты, один только этот и оставили.
— А почему убрали другие?
— Если все шедевры выставить здесь, детишкам «до шестнадцати» на выставку эту, как на сеанс порнофильма, строго ни-ни.
— Ты действительно считаешь, что работы Шерсткова — шедевры? Или ирония — знак нелюбви?
Парень пожал плечами:
— Ну при чем тут любовь-нелюбовь… У Андрея действительно есть шедевры. А сам он, хоть не принято о мертвых говорить худо, дерьмо был еще то. Так не только я думаю. Кстати, я у Аристовой спросил о тебе. Надолго к нам?
— Да побуду еще, — улыбнулась Анна.
— Ну, значит, встретимся. Пока! Мне еще доснять кусок надо.
Ольги в зале было не видно. Бродя меж небольших групп оживленно беседующих людей, Анна высматривала свою новую знакомую и думала: а вдруг местный буржуй — это Киря? У него ресторанов хватает, чтобы позволить себе устроить поминки для всего города.
Какое отношение имеет к Шерсткову Кирилл Маслов? Что это за непонятная история с убийством фотомодели? Ольга наверняка знает обо всем. Так удачно начавшееся знакомство с редактором городской газеты хорошо бы продолжить.
Заметив, что народ потихоньку перетекает в длинный коридор, разделяющий выставочные залы (их в здании было два), Анна двинулась вместе со всеми. Как она и предполагала, во втором зале, где на стенах красовались картины местных художников, были установлены длинные столы.
