Кейт перепробовала все, чтобы усилить свой интерес к сексу: тренировала мышцы малого таза, принимала витамин «Е», читала мантры. Она даже стала ходить за продуктами голой под плащом из блестящей черной лаковой кожи, но и это не сработало. Ее вторая чакра (та самая, что по идее напрямую связана с гениталиями) оставалась такой же мертвой, как и дохлая кошка, валяющаяся на разделительной полосе скоростной трассы.
Кейт отбросила журнал в сторону и глубоко вздохнула. Время пришло. Она со стоном встала с дивана и медленно пошла наверх, в пальню.
В спальне ее муж Карл, чей живот вздымался, как китовая туша, из глубин их общей постели, перелистывал журнал «Занимательная механика». Кейт скользнула под одеяло в носках.
Карл смотрел на рекламу «Порше-911», и взгляд его скользил по плавным, обтекаемым формам машины.
— Дверь заперта? — поинтересовался он.
— Ага.
— Убийственный денек, — заметил он.
— Хм. — Кейт закрыла глаза.
Кейт открыла глаза. Вот оно — мольба. «Пожалуйста, пожалуйста, выйди и поиграй со мной». Все, что от нее требовалось, — это сделать шаг навстречу. Положить руку. Правую или левую — не важно. Положить ее куда-нибудь. И мяч войдет в игру. Но ее, словно тяжелое шерстяное одеяло, окутала усталость. Она посмотрела на часы — если она уснет сейчас, то у нее останется на сон целых семь часов.
— Немного, — сказала она.
Карл посмотрел на нее. Она смотрела прямо перед собой.
— Спокойной ночи, — сказал он.
— Спокойной ночи, — сказала она, приподнялась и выключила свет.
Глава 3Каждое утро, когда Джек открывал дверь, его посещала мысль о том, что именно сегодня он встретит женщину своей мечты. Свою единственную настоящую любовь. Свою вторую половину. Она стала бы «инь» для его «ян», она бы вложила свою ладонь в его ладонь и открыла бы ему нового его. Каждый вечер, отправляясь в постель, Джек испытывал легкое разочарование, но он продолжал оставаться оптимистом и не терял веры в то, что следующий день станет тем самым днем. Он верил, что, если продолжать бриться каждый день и оставаться порядочным человеком, подвиг твой будет оценен Создателем и мечта твоя станет явью. Он верил, что основной идеей, общей для всего человечества, является приверженность романтической любви. Он верил, что отзвук рая на земле можно услышать лишь в двух сердцах, бьющихся в унисон. Именно поэтому его самым большим желанием было любить и быть любимым. Вечно. О, конечно, он хотел секса. Он хотел делать это во всех доступных воображению позах. Он хотел, чтобы секс был жарким, головокружительным, восходящим к крещендо, но потом он хотел засыпать, держась за руки. Он хотел видеть то же самое заспанное лицо по утрам, ту же улыбку за завтраком. Он хотел, чтобы его и ее электрические зубные щетки трогательно стояли рядом в одном стакане.
И поэтому каждое утро, выходя из дома по делам, он знал, что у него есть еще одно, главное дело. Он, словно рыцарь печального образа, отправлялся на поиски своей любви. Потому что рыцарь без дамы сердца, как скажет вам великий Дон Кихот, все равно, что дерево без листвы или тело без души.
Рита Картер уставилась в зеркальце, изучая пушок на подбородке.
— В комнате ЗС живет мужчина, — сказала она. Джек по привычке пошарил глазами в холодильнике своей матери. Выбор был невелик.
— Мужчина? В самом деле?
— Конечно, ему восемьдесят пять, и он практически глухой, но у него роскошная шевелюра и он носит очки последней модели. Он был послом в Лихтенштейне.
Джек остановил свой выбор на низкокалорийном йогурте с проращенными зернами пшеницы и открыл его.
— В Лихтенштейне есть американское посольство?
— Разумеется, в Лихтенштейне есть посольство. — Рита поправила свои огненные кудри так, чтобы они оттенили лицо, словно последние лучи заката.
— И как он тебе? Милый? Ты с ним говорила?
Рита улыбнулась и захлопнула пудреницу.
— Говорила. Хм… Нет. Нам было как-то не до разговоров.
Джек посмотрел на нее с подозрением:
— Где Стелла?
Его мать делила квартиру в пансионе для пожилых со Стеллой Стивенсон, еще одной вдовой. Они жили вместе шесть месяцев и уже невыносимо надоели друг другу. Пять лет они вместе играли в бридж. Поскольку им удавалось вполне цивилизованно выходить из двусмысленных игровых ситуаций, они решили, что идеально уживутся друг с другом в одной квартире, но теперь при виде друг друга они выходили из себя настолько, что готовы были вцепиться друг другу в глотку. Теперь они даже в бридж не могли играть вместе. И администрация пансиона, как оказалось, тоже ничем не могла им помочь. Они подписали договор аренды и тем самым приговорили себя на пожизненную пытку. Им некуда было деться друг от друга, освободить их могла только смерть одной из них, поэтому каждая по мере возможности старалась держать язык за зубами и искать компанию в другом месте. У Риты был свой круг общения, а у Стеллы — свой.
— Она в салоне красоты. Могила ее исправит, а не салон красоты. Глупо прихорашиваться в ее-то возрасте.
— У тебя новое платье?
Рита втянула живот.
— Тебе нравится?
Джек всегда тщательно подбирал слова в разговоре с матерью.
— Впечатляет.
— Да, я тоже так подумала.
Джек опустился в кресло и как можно непринужденнее закинул ногу за ногу.
— Итак, ты нормально устроилась?
Рита с опаской на него посмотрела:
— Все в порядке.
— Подружилась с кем-нибудь?
— Подружилась? Нет, друзей я не завела. Но с людьми, с которыми вместе могу умереть, — да, познакомилась.
— О, перестань.
— Я называю вещи своими именами. Миссис Макки целый день ездит в лифте вверх и вниз в надежде, что хоть с кем-нибудь поговорит. Ты входишь в лифт, а там уже миссис Макки. Она считает себя девочкой-лифтершей. Она даже спрашивает «Какой вам этаж?», но кнопку все равно приходится нажимать самой, поскольку зрение миссис Макки не позволяет разглядеть цифры на кнопках.
— Ты познакомилась с… мужчинами?
— Их здесь по одному на каждые десять женщин. Как тебе такое соотношение? В войну и то было лучше.
— Кейт позвонили из администрации пансиона.
У Риты взлетели брови.
Джек продолжил прессинг:
— Они сказали, что, возможно, ты немного слишком… активна.
— Джек, что ты называешь активностью?
— Они просто сказали, что тебе… надо немного снизить обороты.
— Играть в бридж? Или заняться рукоделием? Джерри Эбштейн влюбил в себя всех женщин с секции аэробики, и всем на это плевать. Я иногда выпиваю по вечерам, а меня за это хотят линчевать.
