Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 54
Состояние страха и паники для Елены Ивановны, вырастившей единственную дочь без мужа, было естественным. Она в равной степени боялась третьей мировой войны, ожидающихся заморозков на выходные, появления у дочери жениха и вспышки краснухи, о которой услышала в новостях. Елена Ивановна не спала ночами, думая, убирать ли в шкаф теплые сапоги или еще погодить, в каком салоне покупать свадебное платье, правильно ли она поступила, не сделав дочери прививку от краснухи в детстве, и стоило ли купить еще муки и сахара на случай повышения цен. Эти мысли одолевали ее ежедневно, еженощно. С появлением в их доме Пети Елена Ивановна совсем перестала спать, переживая по поводу того, как дочка выйдет замуж или не выйдет замуж, если Петя ее бросит, или выйдет, но неудачно, или выйдет удачно, а потом начнутся проблемы. И что делать тогда?
С родителями Пети Елена Ивановна не была знакома. И это беспокоило ее больше других многочисленных проблем. Почему Петя их скрывает? Не то чтобы скрывает, но очень неохотно о них рассказывает. Она спрашивала, можно сказать, напрямую, и Петя сообщил, что была баба Роза, которая умерла, и есть баба Дуся. Папа да, преподаватель. Да, с мамой тоже все хорошо. Познакомиться? Да, обязательно. Конечно…
Елена Ивановна проворочалась до пяти утра – а вдруг она не понравится сватьям, или они ей не понравятся, или Ксюша не понравится, или еще что-нибудь? А где устроить встречу? Дома или в ресторане? А что надеть? Почему Ксюша молчит, как воды в рот набрала? И кто должен организовать встречу – она или та сторона? А может, подождать и пусть будет, как будет? Нет, это дело Пети. Но он тоже не спешит. Но и не отказывается. И что это значит? Конечно, будь у Елены Ивановны муж, то было бы легче. Ей хотя бы было на кого переложить ответственность и заботы. Да хотя бы поговорить было с кем! Но мужа не имелось, равно как брата, крестного или другого мужчины, на плечо которого Елена Ивановна могла бы опереться. И она в пять утра заливалась безутешными слезами – ведь это она виновата в том, что Ксюшу некому повести к алтарю. К какому алтарю? Это только в кино к алтарю водят. Ну хотя бы в загс. И ее саму поддерживать под локоток. Тост произнести, в конце концов. Да хотя бы ради приличия. У Ксюши-то, получается, никого и нет – только она и тетка. И некому заступиться, с зятем по-мужски поговорить. Если бы можно было вернуть все назад, она бы ни за что так не сделала. Хотя нет, сделала бы. Есть ведь Ксюша. И это – самое главное в ее, Елены, загубленной жизни.
И Елена Ивановна, родившая Ксюшу «для себя», от глубоко женатого мужчины, у которого были другие дети и другая жизнь, по стеночке пробиралась на кухню пить капли.
Сколько раз она хотела позвонить Ксюшиному отцу и сказать: «Это я. А твоя дочь сказала «мама», пошла в первый класс, окончила школу, поступила в институт, и вот теперь… выходит замуж». Но так ни разу и не позвонила. Не позвонит и сейчас. Не хватит смелости, нормального бабского хамства, инстинкта самки, которая за своего детеныша разорвет в клочья. Елена Ивановна знала, что у нее «кишка тонка», как говорила о ней сестра, Любка. Но и та не позвонит. Только грозиться будет. А ведь можно позвонить и сказать, что ничего не надо, просто поставить в известность. Хотя что значит – ничего не надо? Надо. Всю жизнь было надо. И денег, и поддержки, и отца для дочери. Елена Ивановна кляла себя за бесхребетность, за порядочность, которая никому – ни ей, ни Ксюше – не принесла счастья. И дочь наверняка боится повторить ее судьбу, поэтому и бежит замуж так, что пятки сверкают. Чтобы было все как у людей. Дай бог, чтобы Петя оказался другим, хотя Люба твердит, что все они одинаковые. И Петя тоже. Поживет с годик и налево пойдет. Как пить дать. Любе Петя совсем не понравился. Мальчик это чувствует наверняка. Лишь бы только все шло хорошо…
Елена Ивановна посмотрела на часы – шесть. От капель никакого толку. Уж лучше сырники пожарить. Или кашу сварить? Геркулеса много, срок годности скоро истечет. Надо использовать. Она налила молоко в кастрюльку и вернулась к собственным мыслям.
Ксюша пошла не в нее. Несмотря на юный возраст и внешность испуганного ребенка, она отлично знала, чего хочет и как этого добиться. Елена Ивановна даже восхищалась собственной дочерью, у которой не было отбоя от женихов и которых та отметала решительно и без всякого сожаления. Петю выбрала Ксюша, а не он – ее, в этом не было никаких сомнений, и поставила мать перед фактом. Дочь знала, что выйдет замуж за Петю, когда тот даже не подозревал об этом. Ксюша отвечала на вопросы скупо, отчего Елена Ивановна переживала еще больше. По неким намекам Елена Ивановна догадалась, что у Пети семья тоже «неполная», и даже капли не помогли ей уснуть в тот вечер.
Перед глазами то и дело мелькали незнакомые мужчины и женщины, которые вот-вот должны были стать ее родственниками. Елена Ивановна уже с утра вынуждена была принять таблетку от головной боли. Спрашивать что-либо у Ксюши было бесполезно – дочь твердила, что все будет хорошо, что все нормально и мама должна успокоиться. Что с родственниками можно познакомиться для приличия и никто не заставляет с ними общаться или дружить. Что у них с Петей своя собственная семья и они сами разберутся. И жить они будут там, где захотят. Да, у Пети есть собственная квартира, но ей, Ксюше, удобнее пока жить дома. А там разберутся. Это слово – «разберемся», которое Ксюша повторяла как заведенная в ответ на все вопросы, – лишало Елену Ивановну всякой воли. Она покорно соглашалась.
И вот сегодня они подали заявление в загс, отчего у Елены Ивановны еще с утра холодели руки и скакало давление. Как назло из Клина опять приехала Люба – старшая сестра, которую Елена Ивановна тоже побаивалась еще с детства и никогда ей не перечила. Ведь только неделю назад уехала и договорились встретиться только на Новый год. И вот, пожалуйста, опять заявилась.
Тетя Люба приезжала без предупреждения, устраивалась на диване в гостиной, которую называла «залой», и жила столько, сколько хотела. И Елена Ивановна страдала, варила борщ, смущенно выбирала на полке в магазине вино – тетя Люба любила выпить вечерком – и выдавала гостье чистое полотенце и белье, не решаясь спросить, зачем та снова приехала в Москву и надолго ли задержится.
* * *
– Ну наконец-то! – Тетя Люба скинула сапоги в прихожей и тут же пошла в туалет, откуда продолжала говорить. Елена Ивановна вынуждена была стоять под дверью, слушая звук льющейся мочи и рассуждения сестры и проклиная себя за то, что позвонила и сообщила радостную новость – Ксюша с Петей подали заявление.
– Загс – это хорошо, правильно, – говорила тетя Люба, нажав на слив, – живете-то все равно в бесовщине. Вот в чем все дело. Но венчаться надо. Пока детей нет. Чтобы дети не во грехе родились. А у меня новый батюшка. Отец Василий зовут. К нему очередь меньше. Устала я стоять к отцу Владимиру. Пока отстою, так уже забываю, что сказать хотела. А Василий этот молодой, новенький, но хороший, внимательный. Так что я теперь то к отцу Владимиру, то к отцу Василию хожу. Я же чего приехать хотела? К Матронушке съездить и сразу назад. А у вас тут вон какие новости! Ты как позвонила, так я сразу и собралась. Оставь вас на неделю, и вы тут притон устроите! Не делай такие глаза, я шучу.
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 54
