Он снял очки. Теперь он видел хуже, чем когда-либо раньше, отчего даже закружилась голова. На негнущихся ногах он прошел из ванной комнаты по коридору до платяного шкафа, повесил пиджак и спустился по ступенькам в гостиную. Его мать, сидя с бруклинской газетой на коленях, включила лампу на подставке за своей спиной, что делала только когда он возвращался вечером, и смотрела на него через дверной проем, готовая начать короткий вечерний разговор, соответствующий обычному обмену приветствиями.
Он мог почувствовать запах ужина на плите. Он знал, где находился любой предмет обстановки, сколько за него было заплачено и сколько времени пройдет, прежде чем ему придется снова красить потолок. Это был его дом, его жилище и эта пожилая женщина сидящая в кресле на колесах возле выключенного радиоприемника была его матерью, и все же он двигался так скованно, как будто был здесь чужим. Он присел на кушетку перед ней, и они заговорили.
– Ты повесил пиджак? Было ли очень жарко сегодня в городе? Сильно ли толкались в подземке? Много ли было дел? Как поживает мистер Гарган?
И он ответил на ее вопросы, и пошел есть то, что приходящая прислуга приготовила ему на ужин. Не ощущая вкуса и, ничего не переваривая, он ничего и не съел. Потом он умылся над кухонной раковиной и вытерся полотенцем, которое было здесь для подобных случаев. Странно, но, единственно о чем он мог сейчас ясно думать так это о том, как отчетливо он видел щетинки на зубной щетке. Он взял газету, которую не дочитал вчера вечером, – он всегда дочитывал вчерашнюю газету, прежде чем перейти к сегодняшней – снова сел на кушетку под лампой и надел очки. Чувствуя, как что-то сжимает его руки, он снял черные резинки, придерживающие рукава рубашки и положил их рядом. Мать позвала его по имени. Он поднял голову и повернулся к ней лицом. Она разглядывала его, постепенно наклоняясь вперед в кресле. Он слабо улыбнулся, так же, как когда покупал новый костюм.
– Надо же, – засмеялась она наконец, – прямо как настоящий еврей.
Он засмеялся вместе с ней, чувствуя, как торчат его зубы.
– Что же ты не мог заказать очки без дужек?
– Я примерял и такие. Результат тот же. С этой точки зрения, это самые подходящие.
– Не думаю, что кто-то что-нибудь заметит, – сказала она, взяла газету и поднесла ее ближе к свету.
– Думаю, не заметит, – сказал он и взял свою газету. Тело было мокрым, а лицо сухим и прохладным. Со двора в дом двинулся ветерок. С улицы послышались вопли детей, затихшие вдали, когда дети убежали прочь. В раздражении, они обменялись с матерью возмущенными взглядами по поводу этого вторжения в спокойствие их квартала; ощущение обычности происходящего как будто восстановило душевное равновесие. Он вернулся к газете и, как ему показалось, впервые смог читать ее с удовольствием. Обыкновенно, из-за того, что глаза быстро утомлялись, он прочитывал едва ли больше передовой статьи о войне, часто отвлекаясь на мрачные воспоминания о том мрачном годе, что он провел во Франции. Сегодня вечером, он даже дошел до коротких сообщений внизу страниц. Одно из них он прочитал не менее пяти раз. Это была небольшая заметка. В ней говорилось о том, что предыдущей ночью, какие-то вандалы забрались на еврейское кладбище, опрокинули там три надгробных камня и нарисовали свастику на других. Этот материал поглотил его внимание, как когда-то детективные романы. История остро пахла насилием, сродни тому грозному предзнаменованию темных дел и безжалостной силы, которое источали опоры в подземке. Его глаза продолжали мусолить эти два абзаца как будто для того, чтобы извлечь из них последнюю волну эмоций.
Его охватил глубокий покой; волнения, сотрясавшие тело, казалось полностью улеглись. И в сознании возник сон о карусели. «Полиция! Полиция!» Он увидел пустые тележки двигающиеся вперед, затем неожиданно назад, затем снова вперед. Что же, Господи, производилось там, под землей? О чем же таком он думал, что ему привиделся такой сон? В своих мыслях он сел на одну из свободных тележек, на большого, чрезмерно украшенного желтого лебедя. Он ехал вперед, потом его потянуло назад, потом снова вперед… Он ощущал гул и мощь работающих под ним подземных машин. Темный страх шлепнул его по затылку, и он яростно отогнал мысли о карусели и сосредоточился на газете… редакционная статья, восхвалявшая пожарную службу, другая статья о морали, потом рассказ об использовании алмазов в создании военного оборудования. Он читал, но слова высыпались из головы, и оставалась только картина опрокидывающихся надгробных камней и вандалы с ломами и тяжелыми металлическими прутьями в руках разбивающие мраморные звезды Давида в пыль.
Когда мать дочитала газету, она подкатила к нему свое кресло. Он спал. Она потрясла его. Он разложил для нее кушетку и помог лечь. Потом он поднялся наверх и разделся. Его шляпа осталась лежать на краю ванной. Еще никогда она не проводила ночь вне своей овальной коробки.
Глава 5
На следующий день он, как обычно, пошел на работу, вернулся домой, пообедал и лег спать привычно рано. Миновал второй день, за ним третий. На четвертый день, около полудня, он сидел за рабочим столом за стеклянными стенами у себя в кабинете и даже ощущал едва заметные приступы ликования. Подобное настроение бывало у него редко.
Никто не заметил в нем никаких перемен. Одного этого было бы уже достаточно, чтобы поднять тяжелую пелену страха, за которой он так долго жил. Но было еще кое-что: его тихий мирок всколыхнули новые сильные ощущения. Три дня он проводил собеседования, подбирая девушку на место, освободившееся после мисс Кап – урожденной Капинской, – и хотя в былые времена несколько претенденток устроили бы мистера Ньюмена, теперь он отказал им всем. Теперь он отчетливо знал, что хотел найти для мистера Гаргана что-нибудь необыкновенное, кого-нибудь такого, кто, в каком-то смысле, идеально продемонстрировал бы его способности в подборе кадров. Его организм стал работать быстрее, как будто ему был брошен вызов, – даже работа показалась ему новой. Кроме того, теперь его охватил восторг, граничащий с ощущением братства с мистером Гарганом. Потому что именно этот человек заставил его видеть, взял все в свои руки и заставил его избавиться от страданий омрачавших его жизнь. Девушка, которую он примет на работу покроет все его прошлые промахи, включая случай с той Капинской. Девушка должна быть безупречной.
Тем более что последние два дня мистер Джордж Лорш проводил здесь очень много времени. Мистер Лорш был вице-президентом компании и отвечал за работу персонала. Его фотографии часто появлялись в газетах на страницах светской хроники. И поскольку в этом здании он проводил лишь несколько напряженных дней в году, проверяя и изучая производительность разных отделов, мистер Ньюмен легко мог представить признательность мистера Гаргана за прием на работу исключительной сотрудницы именно сейчас. Потому что по проверенным слухам именно мистер Лорш установил существующие стандарты, по которым кандидатов принимали на работу в компанию. Зайдя на этаж и переходя из кабинета в кабинет, он всегда внимательно осматривал девушек. За прошедшие два дня, проходя мимо его кабины, он дважды посмотрел мистеру Ньюмену прямо в глаза и один раз улыбнулся ему. Мистер Ньюмен посвятил себя поискам идеальной девушки.
