Ознакомительная версия. Доступно 2 страниц из 8
Наверно, что-то случилось, наверно, они приняли меня за другого, за кого-то, кто сделал что-то плохое, или что это я сделал что-то плохое, сам о том не зная. Восстанавливаю в памяти вчерашний вечер: я приехал в Рим, занес вещи в квартиру и уже оттуда не выходил. Ничего плохого, по-моему, в этом нет. Тем не менее я подхожу к одной из машин, припаркованных у тротуара, чтобы посмотреться в окно, проверить, все ли у меня в порядке, — может, пятно на рубашке или лицо грязное. Как только я схожу с тротуара, все двигатели стоящих во втором ряду машин заводятся, одни водители включают все четыре габаритника, давая задний ход, другие усиленно сигналят и орут, высунувшись из окна: я приехал раньше, я приехал раньше. Все машины визжат шинами, резко тормозя передо мной, я в страхе прижимаюсь к дверце машины, в окно которой только что хотел посмотреться, и думаю: что вам от меня надо? я ничего не сделал!
Один из них, самый шустрый, тот, что первым опустил стекло, спрашивает меня: вы уезжаете?
— Я только что приехал, — отвечаю с удивлением. — Я ищу газетный киоск.
— Значит, машина не ваша? — спрашивает другой.
— Эта? Нет, а что?
Они недовольно переглядываются и качают головами. Потом занимают прежние позиции и снова заглушают двигатели.
До меня не сразу дошло, в чем дело. А после того как дошло, возвращаться на виа Домодоссола стало означать для меня возвращаться домой. Подъехав, я останавливаю машину во втором ряду и, обводя взглядом подъезды соседних домов, жду, чтобы кто-нибудь вышел оттуда, и, когда он выходит, смотрю с замиранием сердца, не идет ли он к одной из машин, стоящих в первом ряду. Если он сходит с тротуара или опускает руку в карман за ключами, я включаю двигатель и перемещаюсь поближе, жестом показывая остальным, что приехал раньше. В противном случае я теряю к нему интерес и жду следующего.
Ночи, когда я просыпаюсь в четыре часа, встаю, варю себе кофе, а в доме все спят, и спят не только все в доме, спят все где бы то ни было, и впереди у меня несколько часов, когда я могу что-то делать, опережая всех в мире.
Таксист сухо здоровается со мной, спрашивает, куда меня везти, и мы едем. На первом перекрестке, если он видит какой-то непорядок (а он видит его всегда), он громко комментирует: посмотри на него, стал и ни с места, ну вот, а теперь еще скутера, это специально выделенная полоса, видишь?
Так он завязывает разговор. Через секунду поносит последними словами других водителей, мотоциклистов, пешеходов, представителей рода человеческого, независимо от национальности, пола, возраста.
Затем ни с того ни с сего переключается на политику. Говорит страшные вещи, приводит чудовищные аргументы, чтобы сделать ужасающие выводы. Каждое слово выдает в нем отпетого расиста, фашиста.
Он говорит, а сам смотрит на меня в зеркало заднего вида и, поймав мой взгляд, тут же меняет тон на вопросительный, но дружелюбный, не враждебный. Этот безумец почему-то уверен, что нашел во мне единомышленника, считающего, как и он, что иностранцев надо убивать, что за проезд по выделенной для общественного транспорта полосе следует давать три года тюрьмы, что люди старше шестидесяти лет должны сидеть дома, что необходимо вернуть смертную казнь и вернуться к колониальной политике.
Он смотрит на меня в зеркало заднего вида. Его глаза и его тон спрашивают, согласен ли я с ним.
В любых других обстоятельствах я злюсь, зверею, спорю, поворачиваюсь и ухожу.
Но такси особый, неповторимый случай: ты садишься в машину к человеку, который везет тебя на небольшое расстояние и которого ты больше никогда не увидишь. Вы с ним (или с ней) — один на один. К тому же этот человек везет тебя в нужное тебе место, и ты от этого человека зависишь. Лично я, оказавшись в таком положении, иду на поводу у собственной трусости, чем и объясняется возрастающая степень моей толерантности. Я думаю: что делать? Объяснять, что смертная казнь, как показывают исследования, не снижает количества преступлений?
Нет, удержусь.
Я думаю: ладно, черт с ним, все равно через две минуты я выйду.
И в течение этих двух минут, с намеком на улыбку, избегая встретиться с ним взглядом в зеркале, приговариваю: в самом деле. Я почти всегда приговариваю: в самом деле. А иной раз рискую поддакнуть: вы правы, к сожалению, в такой Италии мы живем; и, если он пожимает мне руку, позволяю себе добавить: люди берут такси, даже чтобы доехать до табачного киоска на углу.
Тем более мы с ним один на один, меня никто не слышит. Скоро я выйду и больше никогда его не увижу.
Ты взял себе за правило делать то, что не требует стояния в очередях. Ты не ходишь с каждым счетом в банк или на почту, ты не устаешь благодарить человечество за изобретение системы платежей через интернет, позволяющей производить любой вид оплаты, сидя перед компьютером. Ты никогда не ходишь на выставки в Конюшнях Квиринальского дворца, потому что в Конюшни Квиринальского дворца огромные очереди, и даже перестал спрашивать себя, почему туда такие очереди. Ты не ездишь на выходные за город, не ходишь на концерты, потому что очереди в кассы предварительной продажи билетов выстраиваются с раннего утра. Ты бы с удовольствием ходил на выставки и на концерты, если бы кто-нибудь вызвался стоять за тебя в очереди. В противном случае о выставках и о концертах не может быть и речи. Ну и ладно, ничего страшного.
Если в супермаркете ты подходишь к кассе и видишь очередь, ты воровато оглядываешься и, выбрав момент, когда никто на тебя не смотрит, бросаешь тележку с продуктами — и до свидания; правда, пред тем как уйти, ты предусмотрительно вынимаешь из нее продукты, которые взял с холодильного прилавка, и оставляешь их среди энергетических напитков на последнем холодильном прилавке — том, что ближе к выходу. Продавцы будут злиться, но ты хотя бы позаботился о спасении скоропортящихся продуктов. Тактика у тебя простая: ты останавливаешься на некотором расстоянии от кассы и изучаешь очередь, делая вид, что оцениваешь ее длину и пытаешься понять, быстро ли она движется. На самом деле, любая очередь кажется тебе слишком длинной. Ты поворачиваешься к стоящему за тобой и говоришь: очередь. И уходишь.
Когда ты едешь куда-нибудь на скутере, твоя священная задача состоит в том, чтобы перед красным сигналом светофора оказаться впереди всех. Тебе все равно, забита ли дорога, заденешь ли ты кого-то зеркалом, оставишь ли несмываемую цветную полосу на чьей-то машине. Тебе все равно, что на тебя бросают косые взгляды, что кому-то приходится сдавать назад, чтобы пропустить тебя, что люди за рулем сжимаются в комок, когда ты, уверенный в себе, пробираешься между их машинами. Тебе все равно. Твоя единственная задача опередить всех, занять место в первом ряду, рядом с другими скутерами, такими же настырными и решительными, как твой, такими же самолюбивыми и самонадеянными, — в первом ряду, почти на пешеходном переходе, впереди всех. Под самым светофором, рискуя не увидеть, когда зажжется зеленый. Впрочем, тебе и видеть ничего не надо: засигналят машины, все разом, и ты поедешь. Первым или одним из первых. Перед тобой могут оказаться только мотоциклы и такие же, как твой, скутера. Машины, все до одной, сзади.
Ознакомительная версия. Доступно 2 страниц из 8
