Девушки припарковались, неумело втиснув свой «Бьюик» между двух черных внедорожников, которые гроздьями засыпали парковку, и выпорхнули на воздух. Кати попросила подруг подождать снаружи, а сама, набравшись детской и оттого чистой смелости (хотя в тот момент она пыталась казаться взрослее и прожженнее), зашла и начала сверлить трапезничающую плутократию взглядом в поисках мужчины-льва. Не найдя никого, хоть толикой походившего на придуманный образ, Кати расположилась за дальним столиком и, чтобы ничего не заказывать, закурила.
В. сразу распознал Кати и моментально оказался напротив нее. Атлетического телосложения мужчина неопределенного возраста, ведущий аскетичный образ жизни, с паутинкой морщинок близ переносицы и возле глубоко посаженных глаз цвета мутного сердолика. Спустя пять минут разговора выяснилось, что В. коллекционировал самшитовые трубки для курения, умело напевал дифирамбы женщинам и когда заказывал вино, вместо бутылки просил принести чарочку. В детстве обожал карандаши с мягким грифелем, со временем расплывающимся сажей на рисунках, где изображал трясогузок. В молодости обожал сидеть на крыльце в дедовской тужурке и курить, небрежно отрывая фильтр от сигареты.
― Так если серьезно, сколько ты хочешь за «Бьюик»? ― поинтересовался В. с пиететом, не желая оскорбить слишком маленькой суммой молодую девчонку с взъерошенными бровями.
― А сколько предлагаете? ― Кати была напугана настолько, что готова была на любую сумму.
― Пять тысяч тебя устроит?
― Долларов? ― чуть не взвизгнула Кати.
― Ну не рублей же, ― разулыбался В.
― Но вы даже не посмотрели машину.
― Почему же, перед тем как зайти, я оценил ее со всех сторон ― а что внутри, меня мало интересует. Все равно реставрировать, ― он долил вина себе в бокал и полюбопытствовал: ― Почему Кати? Просто Катей нельзя называть?
― Просто Катей нельзя.
― Откуда у тебя этот «Бьюик»? Признавайся, угнала у соседей? ― он рассмеялся, чем несколько задел Кати. Она почувствовала себя все той же голодранкой, которой ощущала в английской спецшколе. Неужели она выглядит настолько бедной и жалкой, что не может иметь в собственности даже доисторический «Бьюик»?
― От деда досталась. Стояла в гараже никому не нужная. ― Кати предпочла честно ответить на поставленный вопрос.
― А зачем продаешь?
― Деньги срочно нужны.
― А почему деньги нужны? ― В. проявлял участливый интерес.
«Что за допрос? Да какая разница, ― думала Кати, ― на наркотики, аборт и тротиловые шашки, тебе-то что до моих бед?»
― А зачем людям бывают нужны деньги, по вашему мнению? ― вопросом на вопрос, уколом на укол ― в этом была вся Кати, или не самая смиренная ее часть.
― Чтобы покупать платья и кататься по миру? ― В. поправил дорогие часы с платиновым корпусом на правой руке.
― Чтобы деньги делали деньги ― уже неправильный ответ? ― Кати было пакостно от его шуток, она не знала, в какую категорию их переводить ― жесткий подкол или просто невинная ирония.
― И что ты со сделанными деньгами делать будешь? Построишь дом на берегу моря и станешь мизантропом? ― В. давно уже скучал по молодым и дерзким человеческим проявлениям.
― Встречу прекрасного принца с ужасным характером. Влюблюсь в молодого, буду независима и всегда неправа.
― А ты смешная.
Снова укол. Снова Кати передернуло. Снова это чувство неловкости. «Какая одиозная личность», ― пронеслось у нее в голове, но пронеслось настолько быстро и мимо, что уже спустя мгновение она растворилась в этой беседе, почувствовав, как ее ледяная маска дает трещинки и как ручьями стекает страх быть непонятой под натиском самых едких комментариев.
― Можно маленькую ремарку? ― решила с улыбкой подлить масла в огонь Кати и, не дождавшись его согласия, выпалила: ― Вы абсолютно не умеете делать комплименты.
― Права. Ладно, давай так ― вот половина, ― В. открыл кошелек и отсчитал двадцать пять стодолларовых купюр (в момент этого отсчета у Кати потемнело в глазах от чувства сбывающейся мечты), ― машину можешь оставить здесь или привезти вечером, съездим к нотариусу, все оформим... Ты с учета ее сняла?
Кати отрицательно покачала головой.
― Я готова выписать генеральную доверенность с правом перепродажи. Как снимать с учета ― я не знаю.
― Ладно, тогда вместе к нотариусу сгоняем. И... если хочешь ― можешь исчезнуть с деньгами. Я ничего плохого тебе не сделаю. Номер мой у тебя есть. Позвони мне в шесть, если не исчезнешь, и скажи, откуда тебя забрать. А сейчас я побегу, ― одним движением руки он подозвал официанта с алебастровой кожей и родинкой на правом веке и передал ему свернутую купюру. ― Ты пока позови подруг и пообедайте. Все оплачено. Мне тоже когда-то было восемнадцать. И у меня не было денег даже на сигареты.
Кати даже не думала пропадать и обедать с подругами не стала ― ей было стыдно проедать чужие деньги, и это чувство стыда за отсутствие собственных она еще долго не могла в себе побороть. Иногда ухажеры водили ее в кино, оплачивая билеты, на Восьмое марта дарили чайные розы или белые лилии, но никто и никогда не врывался вот так в ее жизнь и не давал ей возможности шиковать или даже просто наслаждаться обедом за чужой счет. Она тогда и подумать не могла, что можно довериться, принять помощь от мужчины ― и он не потребует ничего взамен, а просто будет угождать из чувства заботы и сострадания. Нет, не из жалости, а из искреннего, пусть местами эгоистического и тщеславного желания облегчить чью-то долю, замолить былые грехи. В. не был озлоблен на жизнь. И всеми своими действиями показывал, что не боится доверять первым встречным. Или хорошо разбирается в людях. Он же знал, что Кати никуда не исчезнет. Откуда?
Она исчезнет потом. Но и об этом В., наверное, уже тогда догадывался, однако эти догадки не помешали ему совершать поступки, вдохновляющие Кати и заставляющие ее мечтать. И может, именно тогда в ее голову туманными и прохладными закоулками прокралась скромная, худенькая, практически анорексичная теория, что можно быть просто женщиной. Просто слабой. И просто быть.
И она молча протянула ему ключи.
― Даже если вы исчезнете, я не перестану верить в людей. И не объявлю машину в угон. ― Кати достала из старой тряпичной сумки свидетельство о регистрации и паспорт транспортного средства. ― Можете забрать меня с пятой линии. Дом 17. Тогда, когда вам будет удобно.
― Я заберу, но ключи и документы оставь у себя.
* * *
Кати ждала приезда В. как пришествия мессии. Считала минуты. Сыпала сахарный песок мимо чашки на льняную скатерть. Чуть вошла в дом ― сразу приготовила парадный файдешиновый плащ и тихо спряталась на террасе возле окна.
