Шекспир ни капли не сомневался в серьезности намерений Уолсингема. Он еще раз низко поклонился главному государственному секретарю в знак того, что все понял.
— Я понимаю, господин секретарь. Однако я никогда не разделял ваших методов. Я согласен с тем, что, когда на кону безопасность нашей королевы и государства, необходимо прибегнуть к крайним мерам. И если это означает применение пыток, чтобы получить информацию, пусть будет так. Но я не стану терпеть человека, который пытает мужчин — а иногда и женщин — ради удовольствия.
Уолсингем гневным жестом заставил его замолкнуть.
— Довольно. Не желаю больше слушать о вашем отношении к господину Топклиффу. — Он знаком пригласил Шекспира сесть, и его голос смягчился. — Это еще не все, Джон. Хотел бы я иметь бездонную казну, чтобы нанять армию истинных джентльменов и вести эту тайную войну, но сейчас трудные времена и мы должны жить по средствам. Вы продолжите расследование дела Бланш Говард. Боюсь, что на кону гораздо большее, чем просто смерть женщины. Выясните, с кем она водила дружбу. Обратилась ли она в католичество? Кто сделал это и почему? Что означает этот текст и кто стоит за ним? Иезуиты? Больше привлекайте к делу Слайда. Используйте его сеть. Он — мой должник, и Слайд, вероятнее всего, знает, кто стоит за всем этим. Также найдите Роберта Саутвелла. Он опасен. Саутвелл виновен в смерти Бланш Говард? Я слышал, что Топклифф считает именно так. Это был бы не первый случай, когда кто-то из Саутвеллов помогает разделаться с членами семейства Говардов. Разве не отец Саутвелла, сэр Ричард, выступил главным обвинителем против Генри Говарда, графа Суррея, и приговорил его к смерти? Между этими семьями нет любви, Джон.
— Но это совсем другое.
— Правда? Тогда, может, выясним это? Еще несколько недель и, если будет на то Божья воля, шотландскую дьяволицу обезглавят, и после этого нужно быть готовыми к ответной реакции. Порох будет подожжен. Любой обрывок информации, любое неверное слово, оброненное в забегаловках и на постоялых дворах Лондона и за его пределами должно привлекать наше самое пристальное внимание. Мы должны пресечь любые попытки покушения на жизнь нашей государыни.
Шекспиру показалось, что его желудок скрутило узлом. Временами у него возникало ощущение, что будущее Елизаветы и ее подданных зависит только от него. Как мог он, в одиночку, противостоять угрозе, исходящей от так называемой Английской кампании, — растущей армады кораблей Филиппа Испанского, которая собиралась вторгнуться на территорию его страны и уничтожить королеву?
Враги были повсюду: Лондон и графства, казалось, наводнены католическими священниками, засланными из семинарий и колледжей Рима, Реймса и Дауэйя. С какой целью? Подстрекательство к мятежу, восстанию и совращение душ. Обычные священники не годились для этих целей. Нужны были иезуиты, дисциплинированные и непоколебимые, которые, пусть и в небольшом количестве, являлись угрозой государству: дьявольская армия контрреформации.
— Есть еще одно дело, Джон, — продолжал Уолсингем, понизив голос, словно у стен были уши. — Оно касается сэра Френсиса Дрейка.
— Что за дело?
Уолсингем отпил из маленькой серебряной рюмки сладкого рейнского вина. Его лицо наполовину скрывала тень из-за слабого зимнего дневного света. В камине горел огонь, но одно-единственное полено тлело без особого энтузиазма и практически не грело. Уолсингем поднялся и взял листок бумаги из кипы возле одного из столов и вручил его Шекспиру. Джон мгновенно распознал, что текст написан испанским шифром.
— Берден перехватил это в Париже. Бумага была послана Мендозой испанскому королю.
Шекспир прекрасно знал, что любой обмен сообщениями между Мендозой, испанским послом в Париже, и королем Филиппом был для Уолсингема делом чрезвычайной важности. Никому не удавалось навредить Елизавете и государству больше, чем это сделал дон Бернардино де Мендоза; его выслали из Англии три года тому назад за бесконечные заговоры, но, даже покидая страну в сопровождении вооруженной охраны, он обратился к одному из членов Тайного совета и заявил, что вернется, но уже как завоеватель. Что же до Бердена, то Шекспир знал его как одного из лучших тайных агентов Уолсингема. Нет причины сомневаться в подлинности перехваченных сведений.
— Полагаю, вы уже расшифровали письмо?
— Понимаю, Джон, дешифровка — твой конек. Фелиппес взломал шифр, и мы получили следующее сообщение: «Убийца дракона отправлен в Англию». Далее запрашивается сумма в размере семидесяти тысяч дукатов в случае успешного исхода. Джон, эта записка — ордер на убийство. Она сообщает нам, что убийца уже послан в Англию, чтобы разделаться с Дрейком. У нас нет возможности узнать, когда он был послан, как долго он уже находится здесь или каковы его планы. Но нет сомнения в том, что сообщение получено, и в том, что ситуация весьма серьезная.
Шекспир кивнул в знак согласия. Он знал, что Томас Фелиппес, эксперт-шифровальщик Уолсингема, не сделает ошибки в расшифровке текста подобного документа. Именно ему удалось взломать хитроумный шифр королевы Шотландии и выяснить, что она готовит заговор. А теперь, если верить этой шифровке, чтобы уничтожить сэра Френсиса Дрейка, нанят убийца. Испанцы боялись Дрейка и называли его «Эль-Драке», что означало «Дракон». Дрейк был вице-адмиралом Англии, однако его репутация затмевала любые титулы. Среди сонма величайших мореплавателей, таких как Уолтер Рейли, Мартин Фробишер, Томас Кавендиш, Хамфри Джилберт, Ричард Гренвилл, Джон Хаукинс и Говард Эффингемский, Дрейку не было равных. И его ненавидели испанцы. Когда в 1568 году товарищи по оружию и друзья Дрейка потерпели неудачу при Сан-Хуан-д'Улуа, что в Новом Свете, и попали в лапы инквизиции, то их подвергли страшным пыткам. Их имена до сих пор бередят Дрейку душу, он часто их вспоминает: девонширец Роберт Барретт сожжен заживо на костре в Севилье; Уильям Орландо умер от загноившихся ран, сидя в темнице в том же городе; Майкл Морган после пыток был запорот до полусмерти, а потом отправлен рабом на галеры; Джордж Рибли из Грейвсенда был казнен гарротой,[10]после чего его тело сожгли. Эти мысли наполняли сердце Дрейка мужеством и жестокостью и подогревали ненависть к его заклятым врагам, испанцам. Эту ненависть подпитывало любое очередное преступление испанцев: массовое убийство мужчин, женщин и детей в голландском городе Наарден в 1572 году; убийства, изнасилования и грабеж в Антверпене. Воспоминания об этих трагедиях жгли Дрейку мозг, и его гнев кипел как раскаленное железо. Враждебность Дрейка лишь усилилась из-за короля Филиппа II, который давно решил, что Дрейк должен умереть.
Пять лет тому назад, будучи младшим следователем на службе у Уолсингема, Шекспир помогал предотвратить очередной испанский заговор против Дрейка. Сумма, которая предлагалась за его убийство, тогда составила двадцать тысяч дукатов. Шекспир должен был выяснить, кто является заговорщиком. Это был простой и неумелый заговор: Педро де Зубиаур, испанский агент в Лондоне, завербовал купца по имени Патрик Мейсон, чтобы уговорить старого врага Дрейка убить его. Врага звали Джон Даути, это был мстительный единокровный брат Томаса Даути, которого Дрейк казнил на глазах Джона, когда они находились в кругосветном плавании. После короткого допроса с пристрастием Мейсон назвал имена. Насколько было известно Шекспиру, Даути до сих пор гнил в тюрьме «Маршалси».
