Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 74
Англичанин громко сглотнул и принялся жадно пожирать яблоки, словно голод уже наступил. Мурза задумчиво сунул в рот уголок письма и заелозил им между зубами. Покачал головой:
— Ранней весной, после стаивания снега, земля сырая, размокшая. Войску по степи не пройти, завязнет. Осенью, после летнего жара, трава пересыхает, горит, как порох, коням есть нечего.
— А кто говорил, что будет легко? — рыкнул русский. — Для того армия и придумана, чтобы делать то, что нужно, а не то, что проще. Командир прикажет — и зимой, через снежную степь должны пойти.
— Лошади перемрут…
— С собой припас возьмите. Готовиться к походу нужно, а не просто так вперед чесать! — Гость внезапно остыл и махнул рукой: — Чего я тут распинаюсь? С Девлет-Гиреем говорить нужно, вам-то что…
— Вымотают такие походы конницу… — Мурза, спохватившись, сунул письмо за пазуху. — Каждый год по два раза, да в самое плохое время.
— Так воевать-то им не придется! — хлопнул ладонью по столу русский. — Никаких великих сражений и кровавых побед! По землям, главное, рассыпаться, рубить тех, кто зазевался, разгонять по лесам, кто удрать успеет. Не дать мужикам к сохе встать. Пусть по схронам и лесам посевную пересиживают. А коли еще и добычу татары прихватят — так то и лучше.
— Ну, полон какой-никакой всегда попадется, — кивнул мурза. — Найдут чего пригнать. Но вот время… — Он мотнул головой. — Ладно, тут подумать нужно, так сразу и не решишь. Послезавтра сюда приходите. Как разгрузку закончите и неф на якорную стоянку уведете, тогда, милостью Аллаха, может, поймем, как с вами поступить следует.
— Благодарю вас, Кароки-мурза, — поднявшись, поклонился купец.
Русский просто выпрямился, прихватив с собой яблоко, и покровительственно кивнул:
— Значит, до послезавтра?
— Да, — устало кивнул хозяин дома в ответ на грубость гостя. — До послезавтра.
Когда странные визитеры ушли, мурза налил себе из кувшина холодного кофе, выпил небольшую чашечку, затем вышел на балкон:
— Фейха! Коврик постели…
К тому времени, когда он неспешно спустился вниз, толстый войлочный коврик уже лежал неподалеку от того места, куда дикий русский сбросил нерадивого привратника: между зарослями шиповника и ароматными розами, на дорожке, указывающей на Стамбул и находящуюся за ним Мекку. Андрея уже убрали, и мурзе мимолетно подумалось: интересно, остался ли тот жив после всего, с ним случившегося, или наконец добился для себя окончательного конца? Впрочем, сейчас у мурзы имелись дела поважнее, и воспоминание о покалеченном рабе быстро улетучились из его разума.
Хозяин дома подошел к бассейну, в соответствии с заветами Корана тщательно умылся, после чего опустился коленями на коврик, наклонился вперед, слегка прикоснувшись губами к грубому ворсу:
— Нет Бога кроме Аллаха, и Мухаммед пророк его…
Кароки-мурза свято исполнял все заповеди Пророка — хотя, может быть, делал это не столь рьяно, как положено истинному мусульманину. Пять раз в день он возносил молитву Богу — но делал это не каждые три часа, а утром и вечером: возносил две молитвы после рассвета и три — перед закатом. Он честно платил ежегодную очистительную милостыню — но отрывал от себя заметно меньше, чем мог. Разумеется, во время рамадана он с восхода до заката полностью воздерживался от еды, питья и красоток из своего гарема — но на святой хадж в Мекку так и не решился, раз за разом откладывая его на потом. Однако Господа, по всей видимости, вполне устраивало такое служение, поскольку именно во время молитвы султанского наместника в Балаклаве обычно и посещали наиболее удачные мысли.
Вот и сейчас, произнося негромкие слова молитвы, Кароки-мурза думал. Думал о Московии.
С этой далекой северной страной было связано само основание их нынешнего рода. Немногим более полутора веков назад его далекий предок, осевший на землях крымского полуострова обедневший генуэзский дворянин Крокко Виолетти, принеся вассальную присягу тогдашнему хану Мамаю, во главе одного из отрядов итальянской пехоты, вместе с армянскими, осетинскими и черкесскими ополчениями при поддержке ногайской орды отправился в далекую Московию защищать право хана на титул царя, ныне утративший всякий смысл и затасканный множеством мелких крымских и астраханских ханов. Но на далеком Дону, на Куликовом поле, мамаевскую рать едва ли не начисто стоптала русско-татарская конница, приведенная московским князем Дмитрием.
Хитрый московский князь не просто разгромил своего законного сюзерена — он привел с собой посмотреть на это зрелище множество торговых людей как из южных стран, так и своих, русских. В результате, к тому времени, когда Мамай вернулся домой, здесь уже знали про его разгром — и не просто знали, а успели услышать в подробностях, с преувеличением бед в десятки раз. На недавнего правителя смотрели, как на чумного, поминутно боясь, что вот-вот прискачут закованные в железо московские или тохтамышские воины, и уволокут его на расправу пред грозные очи победителей.
С поверженным господином остались только верный клятве Виолетти да несколько ногайцев. Итальянец сразу понял, что на родине Мамаю покоя уже не предвидится, и направил письмо османскому султану с просьбой предоставить убежище, но трусливые татары, опасаясь гнева Тохтамыша, ночью зарезали хана, о чем сами же с гордостью и заявили. Кто были эти предатели? История затерла их имена. А Крокко Виолетти остался предан господину и после смерти Мамая, не позволив тайно сбросить его в сточную канаву и устроив на остатки воинской казны пышные похороны, мало уступавшие по величию похоронам прочих родовитых правителей. Могильный курган поныне возвышается между Феодосией и Старым Крымом и носит гордое название «Шах-Мамай».
Вопреки уверенности трусливых шакалов, Тохтамыш не покарал преданного мамаевского слугу и сохранил за ним владения вокруг Кара-Сова, а турецкий султан прислал соболезнования, кошель золота и приглашение на службу. Когда это было? Всего сто пятьдесят лет назад. В те времена владения османской империи составляли всего лишь узкую полоску на южном берегу пролива со звучным названием Дарданеллы.
Подумать только: Османская империя тянулась вдоль пролива от Средиземного моря до Черного полосой едва не в сотню верст шириной! Мог ли кто поверить тогда, что спустя двести лет эта империя раскинется от Адриатического до Каспийского моря, выйдет к берегам Персидского залива, поглотив в себя Болгарию, Грецию, Венгрию, Молдавию, Крым, Грузию, Курдистан, Месопотамию, Египет, что ее землями станет все африканское побережье Средиземного моря, острова Кипр, Крит — да и все прочие почти по всем ближайшим морям.
— Велик Аллах, всемилостивейший и всемогущий, велики его милости к преданным рабам его, — опять наклонился к коврику мурза.
Крокко Виолетта, назло своим соотечественникам, предавшим память хана, принял ислам, а назло бесчестным ногайцам — принес клятву верности далекому султану.
Именно это правило оставил он своим потомкам: преданно служить султану не во имя господина, а назло соседям. Завет предка принес свои плоды спустя сто лет, когда галеры Великолепной Порты вошли в бухту Кафы и генуэзские колонии покорно превратились в крымский санджак. К этому времени имя «Крокко» постепенно преобразилось в более привычное османскому слуху «Кароки», но Османская империя не забыла рода, преданно служившего ей несколько поколений, и один из представителей династии Кароки неизменно назначался султанским наместником в Балык-Кае.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 74
