Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 55
Все продавцы и покупатели толкались на узком пятачке, сбоку стояли рэкетиры со свирепыми мордами, наблюдали за тем, кто что продает.
«Пирамиды» были у многих, и просили почти все одинаково – триста рублей. Время от времени по толкучке пробегала волна, и слышались крики – рэкетиры на кого-то нападали.
Мы подошли к невысокому парню с «пирамидами». Мама спросила:
– Сколько?
– Двести девяносто.
Она начала рассматривать джинсы – проверять швы, щупать карманы, чтобы не было дырок. В этот момент из толпы вышли двое в кожаных куртках с дебильными рожами, один – маленький, стриженый наголо, второй – высокий и толстый. Высокий показал на джинсы.
– Сколько?
– Двести девяносто.
– Что-то дорого.
– Ничего не дорого – у всех вообще по триста.
– Ладно. Берем их у тебя за двести.
Пацан выхватил у мамы «пирамиды» и ринулся в толпу, эти двое – за ним. Толпа сомкнулась, и что было дальше, мы не видели.
Мы потом купили «пирамиды» за 295 рублей у толстой высокой тетки.
На остановке папа сказал:
– За рэкетиров надо сказать спасибо телевизору и газетам. Где-то в одном месте появились – и сразу про них узнала вся страна. Эти ребята занимались бы чем-нибудь другим, может, тоже криминальным, но другим, если бы не знали про рэкет…
Подходит красномордый курносый мужик, с ним – худой прыщавый пацан, лет четырнадцать. Мужик щупает кроссовок у меня в руке.
– Какой размер?
– Сорок первый.
– Сколько дерешь?
– Две с половиной.
Мужик сует пальцы в кроссовок, колупает грязным ногтем клей на подошве.
– А кожа натуральная?
– Не знаю, наверно.
– Все равно дорого. Сколько скинешь?
– Сотню могу, но это – максимум.
Мужик еще раз щупает кроссовок, кривит губы. Пацан тянет его за руку.
– Ладно, если что – еще подойдем.
По базару идет Малиновская – она вела у нас физику в одиннадцатом классе. Она – с мужем и дочкой, дочке лет двенадцать. Не замечает нас, проходит мимо. Антон говорит:
– Прикинь – если б Малиновская у нас кофту купила? Я б ей пару сотен скинул по старой памяти…
Мы смеемся.
Народу – все больше и больше. Из толпы выныривает пацан. Лет шестнадцать, стриженный наголо.
– А, вот – кроссы ничего! Какой размер, сорок второй?
– Да, – говорю я.
– Вот как раз деньги за практику получил, половину мамаше, половину себе. Мерить не буду. И так видно – самый раз.
Пацан отсчитывает деньги. Я достаю из сумки второй кроссовок, отдаю ему, сую купюры в карман. Пацан кладет кроссовки в пакет, отходит.
Антон хохочет.
– Молодец, так и надо этих лохов. Они ж у тебя сорок первый были, да?
– Ага.
Три часа. Мы – голодные и замерзли. Я продал весь свой товар – немного дороже, чем брал, почти окупил поездку. У Антона еще много не продано.
– Все, надо сваливать, – говорит он. – Еще и рэкетиры могут доколупаться. Они обычно не лезут к тем, у кого мало шмоток, только если под конец базара, когда мало народу.
* * *
Идем с папой к остановке. Он несет мою сумку, в ней банки с вареньем и овощными салатами.
– Ну что, не получился из тебя бизнесмен? – спрашивает папа.
– Почему не получился? Я ж не прогорел. Еще и на кассетах что-то заработаю…
– Дело не в этом, Володя. Надо, чтобы каждый занимался своим делом, понимаешь? Только в своем деле ты можешь чего-то добиться. А эти ребята, которые ездят на старых «фордах» – на них равняться не надо. Каждому свое, ты понимаешь? «Йедем дас зайне», как это звучит по-немецки.
– Можно подумать, я знаю, чем мне надо заниматься…
– И неудивительно, что не знаешь. Это – дело непростое. Я вон только после армии понял… Так что, у тебя время есть.
Он сует руку в карман, вынимает потертую зеленую купюру.
– Держи.
– Что это?
– Пять долларов. Тебе на жизнь.
– Не надо.
– Бери, бери.
– Мама знает?
– Неважно.
Под навесом остановки – никого. Папа ставит сумку на лавку, садится.
Я подхожу к краю тротуара. Улица пустая, на стоянке такси – два частника, «жигули» и сорок первый «москвич». Со стороны магазина идет, шатаясь, мужик в очках.
Я спрашиваю папу:
– До которого часа троллейбусы ходят?
– Должны до часу ночи…
– А вдруг уже не будет?
– Не волнуйся, что-нибудь придумаем.
Пьяный останавливается напротив остановки. К нему подходит стриженый наголо бык в черной кожанке из кусков. Пьяный спрашивает:
– Тебе налить?
Он расстегивает ветровку, достает открытую бутылку водки, в ней – почти половина. Бык улыбается.
– Ты что, все, что тебе наливают – все туда?
– Да нет, я с дня рождения… А что тебе не нравится?
– Все заебись, только ты поменьше базарь, а то я – художник неместный, попишу и поеду.
– Какой ты художник, я не знаю. А я вот электронщик хороший… Только это сейчас никому не надо…
Мужик садится на лавку. Бык смотрит на нас с папой.
– А вам куда ехать, далеко?
– На вокзал, – говорю я.
– Давайте подвезу. Мне – на Гришина, за вокзалом. Не бойтесь, бесплатно – я сегодня добрый. Пошлите.
– Поезжай, раз предлагает, – говорит папа. – Вдруг троллейбуса уже не будет?
Бык идет к частнику на «москвиче». Мы – за ним.
Папа отдает мне сумку, мы жмем друг другу руки. Бык садится спереди, я – сзади, ставлю сумку на сиденье.
– Значит так, начальник, – говорит бык водителю. – Сначала в «ночник» на Пионерской, потом кента – на вокзал, а меня на переезд закинешь. – Он поворачивается ко мне. – Ты студент, да? А где учишься?
– В Минске, в инязе.
– А, знаю Минск. А особенно – ваш базар, Комаровку…
Машина катится по ночному городу. Фонари не горят. Водитель, не отрываясь, смотрит на дорогу. Он невысокого роста, в кепке, с красным шарфом. Бык дремлет, откинувшись на подголовник.
Подъезжаем к мосту через Днепр. Бык открывает глаза.
– Братан, сверни на мост и останови – я посцу.
– А зачем на мосту?
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 55
