До свадьбы остался целый месяц, но все только и говорят о ней день и ночь. Кажется, Ровена тоже уже слышать о ней не может, как и я. А бедняга Себастьян прячется каждый раз, когда завидит на горизонте тетю Шарлотту под ручку со своей матушкой.
Я так счастлива, что приняла решение никогда не выходить замуж.
Думаю, что Ро и Себу следует поступить так же, как вы с Эндрю: неделя на подготовку, быстрое венчание и отъезд!
Ну, теперь я могу надеяться на скорую встречу с тобой. Я собираюсь приехать в Лондон примерно через неделю, посмотреть найденные Элинор квартиры. Дам тебе знать, как только уточню дату. И почему ты не поставишь у себя телефон? Это же так удобно!
Целую, Вик.
Пруденс отложила письмо. В груди боролись самые противоречивые чувства. Она обиделась бы на бестактное замечание о телефоне, но Виктория ничего не смыслила в деньгах и даже не догадывалась, что подруге такая роскошь просто не по карману. Так что винить ее не следовало.
Если не лгать себе, причиной тяжести в груди стало вовсе не это, а упоминание о предстоящей свадьбе.
А ведь она думала, что благополучно забыла о Себастьяне. Так и есть. Конечно забыла. Все равно у них не было ничего, кроме легкого флирта. Воспоминания о том единственном поцелуе Пруденс упорно гнала от себя. Разумеется, это не в счет.
Впрочем, если быть еще более честной, придется признать, что больше всего ее задевала не сама свадьба. Девушка не могла смириться с тем, что избранницей Себастьяна стала Ровена.
Ровена, чей беспечный договор с дядей привел к тому, что с Пруденс начали обращаться как с прислугой. Ровена, которая лгала и заметала следы, рассуждала о благих намерениях, но то и дело причиняла окружающим боль. Она считала Ровену сестрой, но столкнулась с предательством.
Такое трудно выбросить из памяти, это остается в сердце навсегда.
К реальности Пруденс вернул густой, едкий дым, идущий от сковороды. Сосиски!
Она вскочила из-за стола, опрокинув в спешке стул. Подхватила горячую сковородку, бросила в мойку и включила воду. Кухню затянуло густым дымом, в глазах защипало. И как она забыла об ужине, сидя всего в нескольких шагах от плиты?
По лицу покатились слезы. Дурацкие сосиски. Она ненавидела готовку. А сейчас, ко всему прочему, в глубине души закипала ненависть к Ровене.
Пруденс разрыдалась. Она даже не услышала, как открылась дверь, пока та с грохотом не захлопнулась.
– Надеюсь, ты горюешь не из-за моего ужина.
Эндрю поставил на стол судки, в которых обычно носил на работу обед, и прижал жену к себе.
Она положила голову ему на грудь и сглотнула слезы:
– Я такая неумеха. Ничего у меня не получается. – Она обвела рукой квартиру, но Эндрю понял и без слов.
– Но ведь тебя никто не учил этому. Домашние дела тебе в новинку, как мне работа в порту и жизнь в большом городе. Прояви капельку терпения, любовь моя.
Пруденс всхлипнула; слезы понемногу успокаивались и вскоре прекратились совсем. Она запрокинула голову и посмотрела в карие глаза мужа. Даже усталость не могла скрыть сияющую в них любовь, и никаких следов досады из-за испорченного ужина.
– Мне просто хочется справляться с домашними делами лучше, ради тебя.
– А мне хочется иметь достаточно денег и нанять служанку, чтобы она помогала тебе с черной работой. Но у меня их нет, так какой смысл нам сокрушаться о несбыточном?
Его голос был настолько нежен, что глаза Пруденс снова наполнились слезами.
Эндрю легонько встряхнул жену, умоляя прекратить потоп. Она рассмеялась и вытерла щеки:
– Но что делать с ужином?
– Все равно сейчас слишком жарко для готовки, – пожал плечами Эндрю. – Давай спустимся в паб за пивом и пирогом с почками. Пусть для разнообразия у плиты сегодня потеет кто-то другой.
Улыбнувшись сквозь слезы, Пруденс поцеловала мужа и побежала приводить себя в порядок. На пути в спальню она подхватила письмо от Виктории и бросила в печь, приказав себе никогда больше не вспоминать об этой свадьбе за много миль от Лондона. Она любит своего мужа, и неважно, что жизнь приняла несколько иной оборот, чем рисовалось в мечтах. Себастьян и Ровена остались в прошлом, и незачем постоянно возвращаться к нему.
Глава третья
По узкому коридору Виктория прошла за Элинор в просторную гостиную. Они осматривали первую из выбранных сиделкой квартир. В центре комнаты девушка остановилась и повернулась вокруг себя, внимательно оглядывая обстановку. Гостиная – одно из самых важных мест в доме, ведь именно в ней протекает бо́льшая часть дня.
Деревянный пол нуждался в ремонте, но можно закрыть потертые места ковриками. Струящийся сквозь узкие высокие окна свет подчеркивал осыпающуюся со стен штукатурку и перегоревшие лампочки.
Сердце Виктории сжалось от тоски, но она решительно выпалила: «Берем!» – раньше, чем Элинор успела показать остальные комнаты.
– Ты же не видела еще другие квартиры, – засмеялась сиделка.
Но девушка ее не слушала.
Мистер Барри, стряпчий ее покойного отца, недовольно шмыгнул носом:
– Мне кажется, мисс Виктория, что вашему дяде этот адрес совсем не понравится. Юная леди права. Мы можем показать вам другие, более подходящие квартиры.
Мистер Барри решительно не одобрял даже самого выбора женщин вести самостоятельную жизнь, отвергая замужество, и уж тем более для Виктории, которую, при ее юности и родственных узах, такая жизнь безусловно опозорит в глазах света. Девушка понимала, что стряпчий помогает ей в поиске жилья только из уважения к памяти ее отца и в надежде на покровительство дяди, графа Саммерсета.
– А ты что думаешь? – спросила она Элинор после осмотра еще трех комнат.
Всего же квартира состояла из семи: гостиной, кухни, двух просторных спален, комнаты для служанки, ванной и небольшого кабинета с очаровательным, выходящим в парк эркером. Всю обстановку покрывал плотный слой пыли и патины, будто дом долгое время простоял пустым. Хотя, если верить мистеру Барри, старая хозяйка только недавно переехала к сыну. Видимо, она не сочла нужным произвести перед отъездом генеральную уборку.
От удивления голубые глаза Элинор стали еще больше.
– Надо же, какая огромная квартира, – сказала она, подбоченившись. – Нам придется целыми днями заниматься уборкой.
Услышав ист-эндский акцент, мистер Барри поморщился. Интересно, известно ли достопочтенному стряпчему, что Виктория познакомилась со своей новой подругой в тюрьме? Элинор работала там сиделкой, и ее доброта стала ярким маяком в черные, полные отчаяния дни. Помимо всего прочего, именно она известила семью Виктории о ее состоянии. И только потому, что рядом с племянницей постоянно будет находиться сиделка с медицинским образованием, дядя Конрад разрешил ей переехать в Лондон.
