Каждый житель Империи с детских лет знал и помнил никогда не меняющийся облик нашего вечно юного Императора. Изображение его прекрасного лица сопутствовало нам от детских пеленок до похоронной колесницы. Поэтому лишь волнение, от которого слезы застилали глаза, мешало мне увидеть, что человек, которого я принимал за Императора, вовсе не был им. Более того, это был не один и тот же человек, а разные люди, все удивительно похожие на Императора, но разного возраста — иногда моложе, иногда старше. Один раз Император выглядел как мужчина средних лет — в тот раз я видел его лишь короткое мгновение, когда он торопливо направлялся куда-то. Гораздо чаще он был молодым — почти таким, как на портретах, и тогда я начинал думать, не ошибся ли я… Но разница все же существовала, и этого я никак не мог постичь. Если Императора подменили злоумышленники, то они не могли не понимать, что изменения внешности не останутся незамеченными. А может быть, у Императора несколько братьев, и они царствуют по очереди?
Когда я доложил о своем открытии Лин Эсту, он так вцепился в мою тогу, что чуть не задушил меня.
— Никто не должен звать об этом! — прошипел он мне в лицо, как рассвирепевший камышовый кот. — Одно только слово — и твоя голова слетит с плеч. Храни эту тайну пуще Жизни! И еще я хочу знать — в какие часы меняется Император? Где это происходит? Наблюдай непрерывно. Если представится возможность выйти на внеочередное дежурство — не упусти ее. Твои сведения нужны мне как можно скорее…
11
Однажды, когда я сидел в кабачке «Под Солнцем Справедливости» перед бутылкой вина, кто-то хлопнул меня по плечу. Я обернулся. Передо мной стоял Гун.
Когда-то Гун был моим начальником, и я обязан был приветствовать его, стоя навытяжку. Сейчас я даже не привстал, а только лениво приподнял ладони.
— А ты теперь важная птица! — с завистью сказал он, садясь рядом. — Ба, да у тебя Знак Солнца!
На его тоге синела широкая нашивка «за ранение», а на груди сверкал боевой орден. Судя по всему, Гуну было что порассказать.
Зная его привычки, я заказал полдюжины бутылок вина. Он обрадовался — видно, с деньгами у него было не густо. Скоро мы изрядно напились, и язык у него развязался.
— Ты здесь неплохо устроился, — разглагольствовал он, обнимая меня. — Еще бы! Личная охрана Императора! Опасностей никаких, кормят-поят хорошо, платят тоже неплохо, все развлечения под рукой. А мы все время рискуем своей шкурой. Кстати, за какие заслуги ты сюда попал? Я вот спас в бою командира, — он показал на свой орден, — но меня пока в охрану не зовут.
Я предпочел отмолчаться, но Гун этого даже не заметил — он был здорово пьян.
— Все последнее время мы торчим на границе, — жаловался он. — У нас задание особой важности — любой ценой' захватить живьем Песьеголовых. Половина нашего отряда полегла там, — он ткнул куда-то рукой, — и все напрасно. Они постоянно настороже. Мы пускаемся на всяческие хитрости, проникаем к ним тайком, прорываемся с боем, маскируемся под заблудившихся пастухов… Недавно забросили к ним в тыл группу на воздушных шарах. Ни один человек не вернулся! А стратеги ничего не желают знать. «Положи весь отряд, но захвати живьем Песьеголового», приказывают они. А зачем мне Песьеголовый? Что я с ним не поделил? Почему я должен рисковать шкурой ради того, чтобы кто-то здесь мог полюбоваться, как ему отрубят голову?
Перепивший Гун уже кричал на весь зал. На нас стали оглядываться. Я попытался успокоить его, он разбушевался еще больше.
— Вы тут жиреете в столице, а мои лучшие ребята гниют в земле! Я сам заработал пулю, а ради чего? Совсем недавно за каждого Песьеголового нам давали трехмесячное жалование, а теперь обещают вдвое больше. Кто мне объяснит, в чем причина?
Недалеко от нас сидел один из стражей — толстый Сил. Он подошел к нам и схватил Гуна за тогу.
— Ты кричишь, как вонючий шакал, оскверняя слух охраны Императора, — сказал он. — Прочь отсюда! Гун вырвался из его рук.
— Ага, толстозадый, тебя-то мне и надо! Давно я тебя поджидаю!
И неожиданно для всех Гун выхватил меч и ударил Сила. Поднялся переполох, Гуна связали. Толстый Сил сидел на полу и раскачивался от боли. У него было довольно сильно разрублено плечо.
— Мне с утра на дежурство, — простонал он. — Предупреди…
— Я заменю тебя, — сказал я, удивляясь прозорливости Лин Эста. Или все это подстроено?
Я стал вспоминать слова, которые крикнул Гун, но в голове шумело, и я вернулся к последней еще не допитой бутылке. Тут к моему столику подошла совсем юная девушка — очевидно, новая служанка — и стала собирать пустые бутылки. Я хотел прогнать ее, но она вдруг наклонилась ко мне.
— Я друг твоего сына, — сказала она. — Мне нужно с тобой поговорить.
Пол кабачка словно качнулся под мной. Сын… Я столько Думал о нем в последнее время!
— Говори! — сказал я. Но она покачала головой.
— Не сейчас. Приходи сюда завтра вечером. И пожалуйста, не пей ничего…
12
Утреннее дежурство началось в шесть часов. За час до этого я явился к Сканту, доложил о происшествии с Силом и вызвался дежурить вместо него. Вскоре наряды были выстроены, и центурион проверил наше снаряжение: легкий карабин на груди, на левом бедре меч, на правом — кинжал и ракетница, свисток в кармане портупеи, часы и сигнальное зеркальце на левом запястье. В этот момент явился взволнованный Скант и приказал сменить карабины на боевые автоматы, взять запасные магазины и сумки с ручными бомбами. Мы мигом исполнили приказание. Все были встревожены, но в строю говорить не полагалось, и мы лишь переминались с ноги на ногу, мысленно строя самые невероятные предположения.
Появился бледный и перепуганный Лин Эст. В первый момент я даже не узнал третьего консула — до того страх изменил выражение его лица, которое я привык видеть гордым и самоуверенным. Он подбежал к Сканту, и они долго шептались. Видно было, что Стоящий У Руля пытается что-то доказать Начальнику охраны, а тот никак не соглашается. Вдруг где-то вдалеке послышались выстрелы. Лин Эст схватился за голову и в отчаянии опустился на пол. Скант подал команду, и мы помчались за ним, на ходу снимая оружие с предохранителей.
Стрельба раздавалась возле казармы вексиллариев — отборной части императорской охраны, состоящей сплошь из ветеранов. Когда мы подбежали ближе, из окон верхнего этажа загремели очереди, дымные трассы протянулись нам навстречу, кто-то позади меня закричал от боли. Я плюхнулся прямо на клумбу с розами — любимыми цветами Императора, выставив вперед автомат. Команды я не слышал, но все вокруг стали стрелять. Я застрочил тоже, потом переполз за статую. Огонь то усиливался, то стихал. Стражи залегли между клумбами, укрылись за деревьями, парковыми скульптурами. Невдалеке, на полдороге между нами и входом в здание лежали в неестественных позах несколько трупов. Очевидно, это были участники первой, неудачной атаки на казарму.
