— Да будет так! — гулко подытожил Йоттей.
И в тот же миг мир закружился вокруг Денхольма, и стало неясно, то ли он бежит куда-то вслед за Голосами, то ли Время и Пространство с воем несутся ему навстречу… Движение было столь стремительно, что глаза отказывались различать предметы. А потом все стихло так же неожиданно, как началось. Он по-прежнему стоял в коридоре, по пояс в тумане. И перед ним была дверь. Король толкнул ее и отшатнулся.
— Получилось, — растерянно прошептала Йосса.
— Иди, у тебя мало времени, — напомнил Йоттей.
Денхольм шагнул за порог.
В комнате горела свеча, бросая кровавые отсветы на изъеденный червями стол и потрескавшийся кувшин с остатками вина. На шатком колченогом топчане лежал человек. Неподвижность испугала короля сильнее, чем неуловимость черт лица. Какой-то морок мешал смотреть, но Денхольм твердо знал, кто перед ним.
— Брат! — позвал он. — Очнись, брат!
Лежащий медленно приподнялся и сел.
— Денхольм? — из какого-то невероятного далека долетел знакомый голос. — Что ты здесь делаешь, брат?
— Во имя Света! — вконец разозлился король и зажег свечу. — Денхольм? Что ты здесь делаешь, брат?
— Я искал тебя, Йоркхельд, — всхлипнул король. — И вот нашел! Я так соскучился, брат!
— Соскучился? — изумился призрак. — Дела… Что же ты хочешь? Зачем ищешь?
— Мне трудно, брат!
— Да, королем быть непросто. Я могу помочь? — Сидящий не открывал глаз и пытался ладонью защититься от света.
Денхольм взглянул на свечу и тотчас вспомнил, зачем вообще пришел сюда, зачем искал брата.
— Помоги мне, Йоркхельд! Зона снова ожила, а я не знаю, что мне делать!
— Зона? — непонимающе нахмурил брови сидящий. — Ах да, Эарендейль!
И королю показалось, что воздух наполнился перезвоном хрустальных бубенцов и ровным гулом морских волн.
— Эарендейль? — изумился Денхольм. — Что это значит? Мы называем это место Вендейром, Зоной Пустоты…
Призрак Йоркхельда схватился за голову, мучительно выгибаясь под напором неестественной боли.
— Венда! — сдавленно зарычал он. — Венда!
Денхольма отбросило тугой волной вздыбившегося пространства, опалило пламенем пустыни и понесло прочь, сквозь взбесившийся, каменеющий воздух, все дальше и дальше, но следом несся громовой голос брата:
— Эарендейль! Запомни, Денхольм, Эарендейль!
Ветер стал стихать, и сознание возвращалось…
— Ну кто же поминает Пустоту, находясь на Грани, — прошептала обессиленная Йосса. — Мы еле успели вытащить тебя, родственничек…
И все стихло…
Король открыл глаза.
И увидел обеспокоенное лицо Санди.
— Куда это ты собрался? — еле слышно выдохнул шут. — Ты стал совсем прозрачным и терял контуры. И лишь кричал смешное такое слово…
— Эарендейль? — тихо уточнил Денхольм. — Почему смешное?
— Потому что на Небесном Наречии оно означает «Земля Звездного Моря». Бессмыслица, одним словом. Что с тобой стряслось, куманек?
— Я видел брата! — выпалил король.
— Йоркхельда? — недоверчиво переспросил шут.
Денхольм вздохнул и пересказал свой сон. То, что запомнил.
— Хорошая сказка, — одобрительно кивнул Санди. — Так, говоришь, самого Йоттея довел? Я, конечно, не сомневаюсь в твоих способностях в этой области, братец, но чтобы Всемогущие Боги Смерти, Сна и Мечтаний спорили, гадая, как от тебя избавиться?! Тебе не кажется, что ты пересолил свою историю?
— Можешь не верить. — Король пожал плечами, встал и пошел смывать липкий пот приснившегося кошмара. — Тебе, конечно, виднее.
— Так, значит, ты не смог разглядеть его лица? — уже серьезнее переспросил шут. — И от света он защищался?
— Да. И я не могу понять…
— Тут два варианта, — печально пояснил Санди. — Первый: ты просто не помнишь брата настолько четко, чтобы во сне придать его лицу определенное выражение. Второе, более вероятное: Йоркхельд умер дурной смертью. Возможно, ему изуродовали лицо и выкололи глаза… А дурная смерть, сам знаешь, приводит в Пустоту. Может, поэтому ты и не нашел его в Царстве Смерти?
Денхольм молчал. Перед глазами стоял извернувшийся в безумной муке призрак брата, в ушах продолжал кричать его надломленный голос.
— Я не хочу в это верить, — еле слышно прошептал король. — Но боюсь, что ты прав. Как всегда.
Потом он плакал, бессильно и зло, а шут, добрый верный шут, успокаивал его, как умел. И не мог успокоить.
Но теплые мягкие руки Йоххи коснулись лица Короля, и сон кинжалом милосердия убил воспаленное сознание, и Йосса приняла его в свои объятия, проведя дорогой сладостных грез и видений.
А потом наступило утро, принеся новые заботы и дела, среди которых затерялась боль давней потери.
И вслед за утром пришел день.
День Светлых Богов[3].
Священный Праздник.
Таким образом, в тексте месяц сейв обозначен как декабрь, цейв — январь, зейв — февраль, вайлир — март, звенень — апрель, жжень — май, ваель — июнь, ваиль — июль, ваэль — август, осс — сентябрь, оскит — октябрь, лоркан — ноябрь. Год начинается весной, первого дня вайлира. В 32-й день зейва справляется Последний День Уходящего Года. В середине жженя (то есть 16-го дня) в Элроне празднуют День Светлых Богов.
Короля омыли и обтерли благовониями, ароматной помадой уложили непослушные вихры, облачили в расшитые золотом и каменьями дорогие ткани. Идти было тяжело и неудобно, корона из кленовых листьев пригибала голову.
В тронном зале его ждала прекрасная Ташью, ее тщательно уложенные золотые косы напоминали королевский венец. Властной рукой отстранив Мастера, Пробующего Первым, она сама отпила из Праздничного Кубка и протянула его королю:
— Пей, государь! Доброе вино веселит сердце во славу Светлых Богов!
«Пей, Денхольм! — сияли ее глаза. — Пей во славу нашей любви! Осталось совсем немного. Мне скоро тридцать пять, и тогда я буду принадлежать только тебе!»
Король поклонился и пригубил кубок:
— Во славу Светлых Богов!
«Во славу тебя, несравненная Ташка! Во имя твоих глаз! — пела его душа. — Осталось немного. Скоро тебе тридцать пять! И только ради этой минуты я снова прощаю твоего отца!»[4]
