Женщина исчезла за гребнем холма. Добравшись туда, Скай увидел, что дальше простирается плоская равнина, а дорога, по которой он шел, сужается до тропинки, покрытой слоем засохшей грязи. Другая тропинка уходила влево и вскоре заканчивалась перед воротами в высокой побеленной стене.
— Она, должно быть, прошла туда, — пробормотал Скай, направляясь по ней. — Если, конечно, не растворилась в воздухе. Чему, черт бы ее побрал, я совсем не удивлюсь.
Он помедлил перед тем, как пройти в ворота. Впереди раскинулось кладбище. За последнее время Скаю пришлось пережить на погостах несколько непростых минут. В Ломе, в Норвегии, он пришел на могилу деда — и обнаружил, что она пуста. А две недели назад в Шропшире — черт возьми, две недели назад, неужели всего две недели прошло? — на кладбище в Итоне-под-Хейвудом помог драугу[10]своего предка обрести долгожданный покой.
Кладбище в Сартене было совершенно не похоже на те два. На норвежском небольшие надгробные плиты образуют аккуратные концентрические окружности, а в середине стоит деревянная церковь. На английском полуразрушенные надгробия самых разных размеров теряются в густой траве, а в центре высится квадратная норманнская башня старой каменной часовни. Здесь же ничего подобного не было. Кладбище скорее напоминало деревню мертвецов. Небольшие участки земли оставались между склепами, крупными и маленькими, которые выстроились вдоль тропинок, выложенных потрескавшейся белой плиткой; сквозь щели в ней пробивались буйные сорняки. Шагая по центральной аллее, Скай обратил внимание, что очень немногие надгробия имеют современный вид, черные буквы на мраморных постаментах и маленькие букетики в урнах перед фотографиями, подобными той, что сжимал в мертвых руках Люсьен Беллаги прошлой ночью. Большинство захоронений были очень старыми, неухоженными. Известка кусками отслаивалась с гранитных плит, поросших мхом; проржавевшие железные ворота закрыты. Неумолимые время и непогода уничтожили почти все надписи.
Скай подошел к перекрестку и заколебался. Огромное кладбище уходило далеко вперед, взбираясь на склоны холма. Центральная аллея разрасталась множеством дорожек, и каждая могла увести Ская еще дальше от преследуемой женщины. Возвращаться к воротам и ждать там также не имело смысла, потому что, вполне вероятно, имелись и другие выходы. Так он стоял в нерешительности, покачиваясь на носках, когда вдруг услышал пронзительный визг давно не знавших масла петель. Звук донесся откуда-то слева, и Скай незамедлительно направился по тропинке в ту сторону.
Вскоре он увидел открытую дверь и услышал внутри гробницы чуть слышное шарканье. Сам склеп был средних размеров, и, судя по всему, за последние лет десять его хоть раз да побелили заново. Кроме того, кто-то недавно обновил надпись над входом. Золотые буквы складывались в фамилию.
Маркагги.
Черная с желтыми пятнами ящерица появилась на треугольном фронтоне, скользнула вниз, задержалась на мгновение на золотой надписи — длинный язычок подрагивал в пасти — и скрылась в темноте. Скай рукавом вытер лоб и почувствовал, как тут же вновь выступил пот. И причиной тому был не только длительный подъем на холм. Наконец решившись, Скай сделал глубокий вдох и вступил в гробницу своих предков.
Вместе с ним внутрь проник клин дневного света, в нем кружились пылинки. Скай разглядел пятку ботинка. Дав глазам привыкнуть к полумраку, он постепенно увидел остальное. Женщина стояла на коленях перед чем-то, что показалось Скаю рядом стеллажей. Такие же были и у противоположной стены, всего восемь полок, на каждой — по три ящика. Нет, не ящики. Гробы. Двадцать четыре покойника из семейства Маркагги лежали и смотрели друг на друга пустыми глазницами сквозь танцующие в лучах света пылинки.
— Уходи. Уходи сейчас же из этого места. Уезжай с этого острова. Здесь тебе делать нечего.
Она даже не обернулась. Речь напоминала шипение, не имеющее ничего общего с тем сильным голосом, что выводил слова погребальной песни по Беллаги. Но говорила старуха по-английски.
— Вы… Вы знаете меня?
— Я знаю, кем ты мог бы быть. Когда я увидела тебя, то сперва подумала, что ты каким-то образом вернулся, чтобы сопроводить Люсьена Беллаги до места его упокоения. Но в могиле все тихо. — Она слегка кивнула головой, укрытой шарфом. — Поэтому я поняла, что ты — не он.
Скай до сего момента стоял у входа. Теперь же сделал шажок вперед.
— И за кого вы меня приняли?
Женщина ничего не ответила. Из-под черного одеяния появилась рука, и палец указал на один из гробов. К передней стенке была прикреплена фотография в рамке. Он уже видел этот снимок — в ту ночь, когда дома, в Англии, отец в своем кабинете передал ему зажигалку. Мужчина сидит у стола, на коленях у него ружье, во рту трубка, на лице полуулыбка.
— Мой дед…
Женщина снова промолчала и даже не шевельнулась. Скай присмотрелся к снимку внимательнее. Внизу, у самой потускневшей рамки, чернилами были выведены даты. Умер дед, судя по ним, через год после рождения Ская.
— Как он умер? — прошептал тот.
— Зачем тебе знать?
Старуха поднялась с колен, повернулась и подошла поближе. Лицо ее теперь было освещено, на нем застыла маска ярости. Шарф сполз и упал на плечи, так что лысина сияла в солнечных лучах.
— Что ты здесь ищешь? Хочешь выяснить, кто ты такой? Услышать милую семейную сказку? Сейчас ведь всех интересует подобное! — Тон был грубым и саркастическим. — Что ж, скажу тебе: здесь ты не встретишь ничего подобного. Эта история неприятная и жестокая, и ничего хорошего из того, что ты узнаешь ее, не выйдет. Ничего! А если узнаешь, может статься, тебе придется отдать все!
Она толкнула Ская в плечо.
— Поэтому снова прошу тебя: убирайся отсюда!
Он попятился, удивленный силой, скрытой в немощном с виду теле, и напуганный ее яростью. Велико было искушение развернуться и убежать.
Скай отступил еще на шаг, но потом вспомнил. Перед глазами, словно вспышка, промелькнуло лицо Кристин. Единственная надежда на ее спасение таилась в видениях. И женщина из них сейчас стояла перед ним и гнала его прочь.
— Я не уйду, — тихо произнес Скай, — пока вы не объясните, почему я должен это сделать.
Она ответила все так же грубо:
— Но если я скажу, ты уже не сможешь уйти. Потому что в твоих жилах, мальчик, течет его кровь. И кровь заставит тебя… Отомстить!
— Я англичанин, — ответил Скай, пытаясь обратить дело в шутку. — Мы не склонны мстить.
— Ты и корсиканец, — прошипела старуха. — А месть у нас в крови.
Трудно было определить ее возраст. Из-за лысины она казалась одновременно и старой, и удивительно молодой. Лицо испещрили морщины, но не очень сильно. Глаза были не темные, как у большинства жителей острова, а голубые и вполне могли бы принадлежать жительнице Норвегии.
