Вот и все, что было сказано на коротком совещании, определившем нашу судьбу. Как ни странно, в тот момент никто из нас даже не вспомнил о четвертом члене экипажа, по милости которого мы оказались в этом дерьме. Но если бы кто-нибудь и подумал об Ортисе, мы, конечно, не стали бы узнавать его мнение. Он потерял право голоса в тот момент, когда открыл клапан резервуара с «восьмым лучом».
Однако в те минуты я винил в происшедшем не столько Кларка Ортиса, сколько самого себя: каким же никудышным капитаном я оказался, если не сумел предвидеть и предотвратить столь нелепую катастрофу!
Помню, что чувство вины мучило меня наравне с удушьем, когда мы покинули рубку и двинулись к шлюзовой камере.
На полпути Дэвид свалился, нам с Нортоном пришлось поднимать его и вести под руки. Дэви был широкоплечим здоровяком, а такие всегда хуже переносят недостаток кислорода, чем жилистые тощие парни вроде меня. Я открыл шлюзовую камеру за рекордно короткий срок, на полминуты побив свои собственные достижения на выпускном экзамене — и все же невольно задержался, прежде чем приняться за разгерметизацию наружного люка.
— Что ж, мне было приятно работать с вами, джентльмены, — вот все, что я сумел сказать в качестве прощальной речи, взглянув на парня, с которым дружил с двенадцати лет, и на человека, за недолгие недели знакомства тоже ставшего мне другом.
— А уж нам-то как было приятно, капитан! — безо всякой иронии отозвался добряк Нортон… Что же касается Дэвида, он просто просипел:
И в шлюзовую камеру ворвался воздух, такой же свежий и чистый, как воздух моего родного городка, окруженного сосновым лесом!
Глава третья
Внутри луны
В первые минуты нам было довольно уже того, что мы можем дышать.
Мы сгрудились у люка, жадно глотая лунный воздух и прислушиваясь к странным звукам вокруг корабля. Через некоторое время мне показалось, что тьма снаружи стала уже не такой кромешной — в нее как будто добавили немного розового света. Мы все еще спорили, иллюзия это или реальность, как вдруг розовое свечение стало разгораться так быстро, что вскоре от темноты не осталось и следа.
Да, по странному капризу судьбы наш «Челленджер» опустился на внутреннюю Луну как раз перед тем, как лунная ночь, составлявшая четырнадцать земных суток, должна была смениться днем, тоже длившимся здесь около двух недель.
Мне вряд ли удастся описать, Джим, что мы чувствовали, стоя в шлюзовой камере и наблюдая за взрывным великолепием лунного рассвета. На Земле день никогда не сменяет ночь так внезапно, как это происходит на Луне, и ослепительное разнообразие ярких красок вокруг корабля заставило нас замереть и проглотить языки от восторга.
Господи боже мой, ведь мы находились внутри Луны, здесь просто не могло быть ничего подобного! И все-таки это было: сверху лилось розовое сияние, а вокруг «Челленджера» росли деревья, трава, цветы самых диковинных форм и расцветок!
Помню, как в едином порыве наша троица вывалились из корабля; человечество так и осталось в неведении, кто из нас сделал первый исторический шаг по чужой планете.
Вокруг корабля все поросло буйной травой самых непривычных цветов с преобладанием розовых, желтых и салатовых тонов, а в сорока ярдах от «Челленджера» вздымались толстые светлые стволы высоких деревьев. Мы шагали по желто-фиолетовым цветам, и из-под ног у нас выпархивали создания, похожие на маленьких большеглазых крылатых лягушек. Другие представители местной фауны издавали странные звуки в кустах, наблюдали за нами из-за камней или шебуршили в ветвях деревьев…
Глазея по сторонам, словно дети в сказочной стране, мы шли по внутренней оболочке планеты, в то время как ее внешняя оболочка, сквозь дыру в которой пролетел наш корабль, светилась ровным розовым светом над нашими головами. Над лесом проплывали бело-розовые облака, небо казалось очень низким… Нет, не «казалось» — оно и было таким, ведь нас отделяло от него всего каких-то миль пятьдесят-шестьдесят!
Не могу сказать, сколько времени мы бродили вокруг корабля, позабыв о времени и об осторожности, пока я, наконец, не спохватился и не вспомнил о своих обязанностях капитана.
Было очень трудно загнать экипаж обратно на «Челленджер», но в конце концов требования пустых желудков вкупе с моими грозными приказами заставили Веста и Нортона обуздать исследовательское рвение и вернуться на корабль.
Мы решили сперва поесть, а потом всерьез подготовиться к первой настоящей разведывательной вылазке… Но прежде всего на повестке дня встал один крайне неприятный вопрос: как поступить с человеком, по вине которого нас сюда занесло?
Нортон отправился в каюту Кларка Ортиса и вернулся с сообщением, что преступник перенес посадку на удивление хорошо (наверное, потому, что проспал большую ее часть пьяным сном), но сейчас еле жив от похмелья и страха. К бортинженеру пришло осознание ужаса содеянного, и он считал себя конченым человеком. Когда врач покидал его каюту, Ортис, стоя на коленях, во весь голос молился… Никогда раньше не замечал за этим типом религиозности!
— Так что будем делать с Ортисом, капитан? — со свойственным ему отсутствием такта испортил мне аппетит Дэви, едва мы сели обедать. — Мы не можем все время держать его взаперти!
— Тем более что еще неизвестно, сколько времени мы здесь пробудем, — кивнул Нортон, с аппетитом поглощая ростбиф.
— У вас есть конкретные предложения, джентльмены? — мрачно спросил я.
Моя стародавняя неприязнь к Кларку Ортису была так велика, что я считал себя не вправе принимать решение единолично. К тому же меня продолжала угнетать вина за постигшее нас несчастье, — поэтому я с благодарностью взглянул на врача, который первым взял слово:
— Думаю, проблема не так уж сложна. Мы изъяли у нашего неуравновешенного приятеля все запасы спиртного. Насколько я могу судить, он до смерти напуган и готов на все, лишь бы загладить свою вину. Вряд ли в будущем следует опасаться каких-нибудь подвохов со стороны этого человека…
— Значит, ты считаешь, Том, что его надо выпустить из каюты?
— Ну, раз мы не можем в ближайшее время передать его в руки земных властей, а к роли судей и тем более палачей никто из нас не готов… Тогда, боюсь, у нас просто нет другого выхода, кроме как временно предать инцидент забвению и выпустить Ортиса.
— Вот здорово! — очищая тарелку, заметил Дэвид. — Значит, кроме наблюдения за аппаратурой мне придется теперь еще наблюдать за этим буйнопомешанным пьянчугой?
— А у тебя есть другие идеи? — осведомился Нортон.
— Хм… Откровенно говоря, нет.
И оба моих коллеги уставились на меня в ожидании капитанского слова. Значит, решать судьбу типа, который разгромил «Челленджер», с ненавистью выкликая при этом мое имя, в конечном итоге предоставлялось все-таки мне. Просто замечательно!
