Ты прими мой привет!
Как Один во дни минувшие
Мрак преисподней вопрошал
И от головы Мимира
Научения ждал,
Так и гордый потомок
Его ждал от могил,
Чтобы дух его праотцов
Его путь осветил.
Костер громко затрещал, и к ногам пророчицы полетели кусочки коры, на которых руны уже как будто были выжжены красным.
Хильда подняла их, рассмотрела и издала такой ужасный крик, что у Синеуса от ужаса усы встали дыбом. Затем она вновь запела:
Ты не воин, сошедший
В лоно хладной земли;
Я дрожу пред тобою
Посол высшей судьбы,
Мощный сын исполина,
Грозный вождь,
Ты сковал мне уста,
Силу чар сокрушил!
Хильда страшно скорчилась, пение её перешло в хрип изо рта показалась пена, но она продолжала:
Моногарм, сын колдуньи,
В Ямвиде царствуешь ты,
И на гибель несчастным
Прядешь нить зол и беды.
Когда в час роковой
Судно мчится на мель,
Тогда гады толпой
Из болота ползут.
И на месте, где ты
В сне являлся девице,
Стоишь гордо, но крылья
Распусти и лети поскорей.
Грозен, грозен дух злобы
И коварен.
Но ты
Не робей, и надменный
Враг падёт пред тобой.
Пророчица опять замолчала, и Синеус решился приблизиться к ней, видя, что она всё ещё не обращает на него внимания. Он ждал, Хильда махнула рукой. Чёрная тень подступила ближе, к Синеусу, на миг наклонилась, снова выпрямилась…
— Почему вы не даёте мне покоя?
Голос, прозвучавший из тени, был обычным, немного усталым. Чёрная тень дрогнула, надвинулась, но круг, защищённый рунами, не пустил её к костру:
— Боитесь… — в голосе прозвучала горечь. — Боитесь меня, великого Скальда и воина.
— Я не боюсь козней врагов, но раз уж даже Буря-Яга отказалась отвечать мне на вопросы, то здесь что-то не так. Так что будь посредницей между мною и этой тенью, я буду задавать, а ты мне отвечать.
Послышался смех — горький, невеселый:
— Задавай.
— Будет ли урожай на овёс, на рожь?
— Нет, не будет, закупай зерно заранее.
— Много ли выловим селёдки?
— Достаточно.
— Как мой сын, Таркель?
— Он погиб, защищая Императора во время дворцовой смуты, а с ним ещё 57 норманов.
— Правда, что Олег-Хельга погиб от укуса змеи?
— Нет, он жив и скоро придёт к тебе в гости.
— Когда он придёт ко мне?
— Через 109 дней.
— Он придёт ко мне с просьбой или с какими-то предложениями?
Хильда захрипела, изо рта появилась пена, Синеус обругал себя за неправильный вопрос.
— Когда я пойду в набег?
— После того, как дважды расстанешься с Олегом.
— На кого?
— Ты возьмешь Бирку, а потом будет война, огромная, страшная война, продлится она сорок лет.
Тишину звёздной ночи разорвал вой ветра, костёр вспыхнул, взвился метра на три и упал в бессилии, чуть-чуть сердито пошипел и потух. Хильда без сознания упала на землю, её тело изогнулось, скорчилось в судорогах, дёрнулось в последний раз, и она обмякла, после этого её отхаживали несколько дней, а молчала она дней десять.
* * *
— Проснись, ярл! — Олег обнял Синеуса.
— Яга-то откуда знает? У меня же в свидетелях целая дружина, что я помер, — Олег ухмыльнулся. — Что-то ты хитришь, побратим.
Но заметив смущение Синеуса, продолжать не стал.
— Можно подумать, ты не знаешь, что она старше даже Одина.
— Я что-то об этом слышал. Но всё равно, откуда ей об этом известно? — Олег задумчиво нахмурился.
Синеус весело хлопнул его по плечу, да так, что даже могучий Олег покачнулся.
— Не бери в голову, Олег, даже боги не всё знают.
— Им-то богам что, им знать и не надо, они как собаки всё чувствуют.
Синеус с деланным возмущением пророкотал:
— Как ты так можешь говорить о богах?
— Боги, они тоже люди.
— У тебя боги то люди, то собаки.
Олег сверкнул своими зелёными глазами и пробормотал:
— Они меня так напрягли, что на века работы хватит, хочешь здеся, на ветерку всё поведаю?
— Нет, Олег. Мы с тобой сначала отдохнём. Хельга, мы с тобой не виделись с тех пор, как по Карпатам погуляли, а за столом, если захочешь, расскажешь. А где твой кошкослон шляется? Ведь про него так много всякого болтают, — Ярл хитро прищурился. — Или ты его схрумкал, пока отдыхал от житейских забав в пещере?..
Олег застенчиво улыбнулся и чуть слышно пропел какую-то восточную мелодию. Сначала появился хвост, который дёргался сам по себе; потом появилась ухмыляющаяся пасть с зубами от саблезубого тигра; а потом появился он во всей своей красе; чёрный, как южная ночь, в белых носочках, белый галстук на груди и огненно рыжая голова.
— Это кто, смесь рыси с чёрным барсом?
— Что, не видал такого? А он к тому же и учёный, а зовут его по-простому — КОТ. Кот и таскал мне всякую живность всё это время, пока я думал о будущем. Он ещё и в травках разбирается: какие для оленины, какие для зайчиков, какие для медвежатины, какие от болезней от разных. Усами пощупает и определит, чем ты болен и какой травой надо лечить, а подмигнёшь, так он найдет травку и для кайфа.
— А откуда он появился? — ярл не мог прийти в себя от изумления. Кот подмигнул полтора раза, промяукал ту же мелодию, что проскрипел Олег, но сзаду наперед, и… исчез.
У Синеуса отвисли две челюсти сразу, а потом схлопнулись. Олег смотрел на него с восхищением.
— Видел, как одна челюсть отвисает, но чтобы две одновременно! Восторг и розы на сцену! — крякнул бывший князь.
Синеус промяукал, как котёнок:
— Он что, вообще исчез?
— Да нет, он просто стал невидимым и ненюхаемым, и вообще, летаемым.
— Ходют легенды, что он с твоими врагами — крут.
Викинг ощерил зубы:
— Меч достань, замахнись.
Олег даже не успел отскочить, как меч почти сорвал с его головы прядь волос, но ярл не успел, кот-невидимка сжал зубами его кисть, правой лапой мощным ударом выбил меч и своим хвостом врезал викингу в промежность. Синеус крякнул от боли, отдышался, но всё равно со значительной, как у апостолов христианства, интонацией изрёк: