Ознакомительная версия. Доступно 6 страниц из 28
И убежала так быстро, что Васильев не успел заметить куда.
Васильев поднялся по лестнице на второй ярус и устроился в кресле возле входа.
Пошёл занавес и открывшаяся декорация сорвала аплодисменты. На сцене на заднем плане за столиками и кресельцами высилась ступенчатая пирамида, напоминающая храмовые сооружения ацтеков. Пирамиду венчала копия вокзальной надписи «Город».
Второй аплодисмент взяла актриса, играющая Ирину, сказав вместо: «Уехать в Москву. Продать дом, покончить всё здесь и – в Москву…» – «Уехать в Город…».
Но когда Ольга подтвердила: «Да! Скорее в Город.», аплодисменты перешли в овации. Зрители встали и начали скандировать:
– В Город, в Город!..
Васильев тихонько поднялся и на цыпочках прошёл в буфет. Буфет был пуст.
Только в уголке сидел главный режиссёр Города Игорь Николаевич Добежалов. Васильев подсел к нему и поприветствовал. Игорь Николаевич молча налил стакан пива и пододвинул его к Васильеву.
– Вернулся? – равнодушно сказал Добежалов и отпил из стакана. – Ну, что ж?
Все возвращаются…
– Я на время, Игорь. – заверил Васильев. – Я тут на пару дней – и назад.
– Это уж, вряд ли… – протянул Игорь Николаевич. – Все говорят, что на пару дней, а потом…
Васильев взял Добежалова за кисть правой руки и вслушался. Под пальцами билась тоненькая ниточка пульса.
– Ну что ты дуришь? – спросил Добежалов, – Сам знаешь, что я умер.
И тут Васильев сразу вспомнил, что он не только был на похоронах Добежалова, но и что – то говорил на этих похоронах.
– Ты не пугайся, Олег. – успокоил Игорь Николаевич Васильева, – Я сам не понимаю, как это… И никто не понимает. Вернее сказать – не задумывается. Вот и ты не думай. Что есть, то есть.
Васильев выпил жидкого пива. Помолчал. Потом решил перевести разговор на другое:
– Ну и как тебе спектакль, Николаевич?
Добежалов тоже глотнул пивка и резюмировал:
– Сам не видел? Но говно полное. Завтра в газете будут рецензии о гениальных режиссёрских находках, о новом прочтении Чехова и прочая муть. Машка Коврижная уже написала. И сам Канарейкин обещал. Так что всё в порядке. Ника от радости так и парит. Но это же Ника. Крылья есть, а головы нет. Ты матроса у меня сыграешь?
– Какого матроса? – Васильев поперхнулся пивом, но быстро пришёл в себя.
– Может и сыграю. Нет! Что это я? Я же завтра… Словом, вряд ли.
Добежалов поморщился:
– Матроса, Олег, революционного матроса сыграть – это большая честь.
Приказано, вернее рекомендовано, поставить «Шторм» Биль – Белоцерковского. К седьмому ноября. А хорошего матроса, фактурного такого… у меня нет. Ладно… Я не обижусь. Только пустое ты, Олег, затеял. Не уехать тебе.
– Это почему? – обиделся Васильев.
– А потому что Город не снаружи. Город – он внутри. Ладно… Пошли покурим.
И они вышли из театра в вечер и тусклые фонари. И возвратились уже в антракт. В фойе степенно прогуливались завсегдатаи театральных премьер: партхозактив, ответственные и полуответственные работники, которые вывели своих дам людей посмотреть, себя показать, несколько преподавателей музучилища и местного пединститута, отставные военные и просто родственники и друзья артистов. К Васильеву подошла коллега по бюро оркестров Елена Михайловна.
– Олег! – Сказала она томным меццо сопрано, – Ты не забыл, что в субботу юбилей смерти Пушкина? Сто сорок четвёртая годовщина. Мы должны, мы просто обязаны устроить праздник, достойный памяти великого Поэта.
– Странный это обычай – праздновать день смерти… – протянул Васильев сквозь зубы. Кстати. Пушкин ведь в январе умер, а сейчас лето. И какой же это юбилей. Юбилей должен на цифру пять или десять заканчиваться.
– Не нашего это ума дело. – парировала Елена Михайловна. – Уже привлечено масса народу. Ты читаешь «Пророка».
– Хорошо. – неожиданно для себя согласился Васильев и направился в буфет.
Народ не торопился в зал, не смотря на настойчивый третий звонок.
Допивали, доедали и делились впечатлениями. И судя по отрывочным фразам, донесшимся до Васильева, публика была в восторге. За столиком в центре устроился Первый секретарь Михаил Мефодиевич. Сам Михаил Мефодиевич с супругой сидел, а сопровождающие лица из «аппарата» стояли вокруг, с восторгом глядя, как Первый дожёвывает бутерброд.
Васильев хотел было пройти мимо незамеченным, но это ему не удалось.
– Олег Петрович! – властно остановил Васильева Первый. – Что не подойдёшь, не поздороваешься? Зазнался что ли? Это не к лицу нашему человеку.
– Да, как – то, неудобно было беспокоить. – попытался оправдаться Васильев.
– Неудобно штаны через голову одевать. – пошутил Михаил Мефодиевич, вызвав дружный, но негромкий смех «аппарата». Васильев подошёл поближе и пожал пухлую руку. А Михаил Мефодиевич продолжал:
– Это хорошо, что вернулся. На следующем пархозактиве сделаешь краткое сообщение о гримасах загнивающего империализма. Вот тут недавно Маркин приехал из Израиля, – Михаил Мефодиевич обвёл глазами свою свиту, и все дружно закивали головами, подтвердив тем самым приезд Маркина. – Так он такого порасказал о зверином оскале международных сионистов – страшно слушать было.
Первый помолчал немного, чтобы произнесённое лучше запечатлелось и спросил:
– Ну, и как тебе спектакль?
– Замечательно! – ответил Васильев.
– То-то! – Первый, похоже, был доволен. – И, что главное, ни одного приглашённого летуна. Все свои. Вырастили, так сказать… воспитали… А Воскресенскую будем поднимать. Местный кадр, так сказать, и вот – добилась.
Михаил Мефодиевич расправился с бутербродом и поднялся. И вместе со свитой двинулся в зал. Буфет тут же опустел. Только за столиком Добежанского эффектно жестикулировал Владлен Щепотько – неоспоримо гениальный актёр и режиссёр.
Васильев взял бутылку пива и тоже присел за столик и попытался врубиться в разговор.
Оказалось, что Владлен Гаврилович горячо и страстно приглашал Добежанского на вечер, посвящённый рождению стотысячного горожанина. Сценарий вечера писал сам Щепотько. Он же был режиссёром – постановщиком этого мероприятия. И, разумеется, ведущим вечера.
– Владлен Гаврилович. – осторожно спросил Васильев, – а как Вы предугадали рождение этого стотысячного? Это ведь дело такое… Тонкое.
– Ничего сложного, Олег Петрович! – Щепотько довольно улыбнулся, – Ничего сложного. Простая арифметика. Каждый день в Городе рождается пять младенцев. Остаётся только подсчитать. И всё.
– А вдруг родится не пять, а три? – усомнился Васильев.
Владлен Гаврилович улыбнулся ещё раз:
Ознакомительная версия. Доступно 6 страниц из 28
