Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 64
Калерия вышла из комнаты со шкатулкой в руках, обитой темно-красной кожей.
– Вот. Это Генриэтта просила передать тебе после ее смерти.
– Когда? – Я посмотрела на шкатулку; брать в руки мне ее не хотелось, как будто этим я окончательно признала бы, что Геня мертва.
– Месяц тому назад.
– Но почему…
– Геня просила меня, чтобы ты задавала поменьше вопросов, просто взяла бы эту шкатулку, и все.
Я взяла ее в руки и открыла: там лежало ожерелье из крупного жемчуга, и еще листок бумаги, сложенный вчетверо. Это были стихи Верлена, любимого поэта Гени. «Душе какие муки, муки! Быть с нею, с нею быть в разлуке! Покоя нет в разлуке с ней, в разлуке с ней, душой моей…»
Я сложила снова листок и закрыла шкатулку.
– Спасибо.
– Не за что. А теперь давай выпьем за покойницу водочки и попьем чаю. – И вот еще… – Калерия протянула мне сберкнижку. – На ней лежит двести тысяч рублей. Это тебе Генриэтта Карловна завещала.
– Откуда у бабушки такие деньги?! – вырвалось у меня.
– Не знаю, – пожала плечами Калерия. – Она мне не рассказывала. Скрытной была, секреты хранить умела.
– Калерия Ивановна! Но что-то вы же о ней знаете! Я не успела расспросить ее хорошенько. Я не думала, что… – В горле моем встал комок.
Калерия помолчала.
– Генриэтта была мастерицей хранить тайны. Я пыталась задавать ей вопросы, но она умело обходила их. Исходя из ее слов, обрывков и намеков я могу лишь сказать, что она рано разошлась с мужем и долгое время жила одна. В тридцать лет она закрутила роман с одним венгром, это была страстная любовь. Она порывалась переехать к нему. Но тогда были такие времена… – Калерия горько усмехнулась. – Не то что сейчас… Вы можете свободно перемещаться по всему миру и даже не задумываетесь, что когда-то все было по-другому! Нервы этим двум влюбленным голубкам потрепали основательно. Но в конце концов Генриэтте удалось вырваться. Они поженились, и она переехала в Венгрию. В Москве остался ее десятилетний сын вместе с бабушкой. Мальчика Генриэтта не захотела отрывать от школы, друзей. Впереди – полная неизвестность. Она осела в Венгрии, и там тихо и постепенно их великая любовь сошла на нет. Но три года они все-таки вместе прожили… Возвращаться в Россию Генриэтта категорически не хотела. Ей удалось после развода выйти замуж за австрийца и переехать в Австрию. Это уже была Европа – не в пример социалистической Венгрии. Другая жизнь, другие возможности… – Калерия задумчиво повертела в руках пустую чашку. – Больше Генриэтта мне ни о чем не рассказывала. Я только знаю, что она какое-то время жила в Париже. Она как-то обмолвилась об этом. Но когда я приступила к ней с расспросами – и как отрезало: она замолчала. Почему-то именно об этом периоде своей жизни она совершенно не хотела говорить.
Я вспомнила, что Генриэтта сказала мне, что в Париже «для нас опасно», и вообще она обходила молчанием Париж, хотя учила меня французскому языку. Наверное, этот город прежде был ей чем-то дорог; когда-то она рассказывала мне о нем, а потом – прекратила. Наверное, подумала, что я взрослею и начну задавать неудобные вопросы.
– А что было потом? – тихо спросила я.
– Потом? – Калерия дернула головой, словно стряхивая оцепенение, и посмотрела на меня. – Я только знаю, что она вернулась в Россию вместе с тобой. Вернее, ты приехала сюда с родителями, которые быстренько развелись-разбежались в разные стороны, и Генриэтта взяла тебя к себе. Она приехала в Россию вместе с твоими родителями.
– Она до этого жила в Чехии?
– Не знаю. Ты видела ее, когда была маленькой?
– Да, – кивнула я, – она приезжала в Чехию несколько раз. Почему я только не догадалась ее обо всем хорошенько расспросить? Никто ведь не думал, что…
– Конечно, – как-то нарочито спокойно сказала Калерия. – Об этом вообще никто никогда не думает. Это точно. Мы с ней познакомились, когда тебе было шесть лет, в театре. Квартира на Кропоткинской – ваша фамильная. Здесь жили твоя прабабушка с твоим будущим отцом, когда Генриэтта, его мать, уехала.
Твоего отца – своего сына – она никогда не выпускала из виду; он получил блестящее образование в Институте иностранных языков – это был еще тот вуз! – одни блатные мальчики там учились. Но Генриэтта все устроила. Через дипломатические каналы и своего австрияка; он был как-то с этим связан. На последнем курсе института отец женился на твоей матери. А после окончания института его направили на работу в Чехословакию. Очевидно, тоже не без Гениных связей. Там и родилась ты…
Калерия налила еще немного водки в маленькую стопку и залпом выпила.
– Это все, что я знаю, – выдохнула она. – Больше, как ни пытай, я ничего сказать не могу.
Домой я возвращалась изрядно подавленная. Я была сбита с толку и немного сердита на Геню, как бы это кощунственно ни звучало: мне казалось, что она поступила некрасиво, бросив меня, оставив совсем одну.
На другой день я пришла на работу, надев Генино ожерелье. Света Чиж присвистнула, увидев меня:
– Крыся! Где ты такую красоту отхватила? Признавайся!
– От бабушки досталось. Красивое, да?
– Отпад! Ты хоть знаешь, сколько оно стоит?
– Без понятия.
– Кучу бабок! Кажется, оно старинное… Давай к одному ювелиру сходим: он его оценит. Только сегодня я пешая, мой «Лексусик» в мелком ремонте.
– Уговорила.
В конце дня Светка вышла позвонить кому-то. Мы с ней были в комнате вдвоем. Я встала и решила подойти к окну – сделать маленькую паузу, от неподвижного сидения у меня заныла шея. Проходя мимо Светкиного стола, на котором царил вечный беспорядок, я случайно задела папку с бумагами, они разлетелись веером, и я кинулась их поднимать. Подобрав бумаги, я положила папку на стол перед компьютером и, не удержавшись, взглянула на экран. Иногда в отсутствие начальника и при наличии свободного времени Чиж лазила по разным сайтам – от скандально-информационных до порнографических. На сей раз на экране красовалась раскрытая папка «Свет и фактура» с отчетом о нашем последнем заказе на покупку картин для одного начинающего коллекционера.
– Ты что это у моего стола торчишь? – обрушилась на меня вернувшаяся Чиж.
– Папку свалила, пришлось по полу лазить – собирать все бумажки.
– Аккуратнее надо быть, – пробурчала Чиж. – Ходишь, как медведь в посудной лавке!
– Проверяла, не балуешься ли ты порнушкой, – поддела я ее.
– Ты, Крыся, шути, но не зашучивайся, – отрезала коллега, – не то мы с тобой поцапаемся капитально!
Закончив работу, мы поехали к Светкиному знакомому, который оказался – по совместительству – ее двоюродным дядей. Худенький, щупленький, усатый мужичок долго кряхтел, улыбался и многозначительно сопел, причмокивая губами.
– Изумительная работа! – наконец выдохнул он, внимательно рассмотрев ожерелье под сильной лупой. – Изумительная! – При этом слово «изумительная» прозвучало у него «изьюмительная». – Ваше?
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 64
