— А как вы думаете, разрешат нам воспользоваться этим аппаратом теперь? — спросил селенита профессор.
— Я думаю. Я не вижу, по крайней мере, причины, почему бы вам могли отказать.
— О, это было бы такое счастье, такое счастье, — проговорил старый ученый, представляя себе полет в межпланетном пространстве.
— Но вот какое затруднение, — обратился к нему Сломка. — Раз отраженный свет является двигателем прибора, во всяком случае довольно тяжелого, то необходимо огромное количество световых лучей, чтобы привести его в движение. Мне кажется, нужен рефлектор, имеющий не менее километра в диаметре.
— Почему же?
— Как почему? Подумайте, ведь этот аппарат должен пролететь 12 миллионов миль! Двенадцать миллионов! Какая масса света должна быть превращена в механическую двигательную энергию!
— Ну, положим, что это расстояние смело может быть уменьшено вдвое, — возразил профессор. — Нам ведь надо лишь долететь до пояса равновесия, а там аппарат понесется в силу своей тяжести.
— Все-таки… — начал инженер.
Телинга прервал его:
— Изобретатель прибора вычислил, что для движения его совершенно достаточно такое количества солнечных лучей, какое может быть отражено параболическим зеркалом, имеющим пятьдесят метров высоты и двести пятьдесят ширины.
— Все равно, — возразил инженер. — Где мы достанем такой рефлектор?
— Он хранится в разобранном виде вместе с аппаратом.
Сломка хотел было еще возразить, но Фламмарион не вытерпел.
— Удивляюсь, Вячеслав, что у тебя за манера вечно спорить? Вычисли-ка лучше, когда мы достигнем Венеры, если действительно будем лететь туда, движимые светом!
Но вычислением уже занялся старый ученый. Дрожащей от нетерпения рукой он писал цифру за цифрой в своей книжке: вычитал, делил, умножал.
— Пять земных суток! — вскричал он наконец. — Только пять суток. Ровно через сто двадцать часов мы будем на Венере! Неужели пять суток? — прибавил он. — Значит, мы достигнем Венеры раньше, чем Шарп?
— Да, если бы мы отправились сейчас, — с улыбкой отвечал инженер. — Но ведь ночь продолжится еще сотни часов, и когда мы, наконец, пустимся в дорогу, Шарпу останется пролететь всего каких-нибудь три миллиона миль. Но это неважно, прилетим мы на Венеру раньше или позже Шарпа. Самое важное, чтобы все части аппарата оказались в целости, и мы могли бы ими воспользоваться.
— О, за это я вам ручаюсь, — отозвался Телинга.
— Гонтран, мы забыли о Фаренгейте! Его ведь тоже надо покормить.
Оказалось, что Сломка вовремя вспомнил о Фаренгейте. Американец начал обнаруживать первые признаки сознательного отношения к окружающему.
— Есть!.. Есть!.. Есть!.. — чуть слышно повторял Фаренгейт, лежа на кровати, все еще будучи не в силах встать.
Сломка взял большой кусок пищевого экстракта и положил его в рот американца, который с жадностью проглотил пищу. Действие было почти волшебное: Фаренгейт потянулся, словно пробудившись от сна, широко открыл глаза и хотел встать, но пошатнулся, упал на кровать и снова заснул.
Глава VI ИЗОБРЕТЕНИЕ СЛОМКИ
Наконец, прошла долгая лунная ночь, продолжающаяся две земных недели, и наступило утро такого же долгого лунного дня. Едва первые лучи солнца, позолотив вершины гор, начали сеять свет и теплоту на невидимом полушарии Луны, как селениты, под руководством Телинги, уже принялись за дело.
Они перенесли на вершину горы Бандунг, господствовавшей над Маулидеком, огромные зеркала для отражения солнечных лучей в фокус гигантского рефлектора, селеновые пластинки, аппарат и, наконец, на нескольких небольших аэропланах были отряжены селениты в горы Вечного Света, чтобы отыскать там и привезти в Маулидек вагон Шарпа.
Михаил Васильевич и его спутники, тщательно изучив систему аппарата, совещались о мерах, какие следует принять, чтобы безопасно добраться до Венеры.
Прибор, предоставленный в распоряжение земных гостей селенитами, представлял собой полый шар из селена, имевший до десяти метров в диаметре. В нижней части шара находилось отверстие около метра в поперечнике. Четыре трубки, установленные в этом отверстии крестообразно, служили подпорками для оси из селена, которая заканчивалась вверху большим кругом, а над ним возвышался пол камеры, служившей для помещения путешественников. Отношение этой камеры к окружавшему ее шару было таково, что она оставалась неподвижной, тогда как шар вращался вокруг нее с огромной скоростью. Это достигалось устройством, похожим на то, какое бывает в башнях обсерваторий, то есть круг, которым заканчивалась ось, мог скользить по дну камеры при помощи бронзовых катков.
Благодаря распорядительности Телинги и усердию селенитов, сборка аппарата и громадного рефлектора быстро шла вперед. Михаил Васильевич и его спутники мечтали уже о чудесах нового мира, неведомого никому из обитателей Земли.
Вдруг какое-то новое опасение затуманило довольную физиономию старого ученого. Еще минута, и карандаш опять забегал по страницам его записной книжки, выводя столбцы знаков и цифр.
— Что такое? — спросил обеспокоенный Гонтран.
Не отвечая на вопрос, профессор подбежал к Телинге и торопливо спросил его:
— На сколько человек рассчитан аппарат?
— На двоих.
Ученый сделал отчаянный жест.
— На двух? Значит, мы не долетим до сферы притяжения Венеры ровно 980 тысяч километров.
— Почему? Не может быть!.. — в один голос испуганно воскликнули Гонтран и Сломка.
— Нет, может. Взгляните на мои вычисления: тут нет ошибки.
Сломка схватил протянутую книжку и принялся торопливо производить поверку.
— Да, сомнений нет, — со вздохом проговорил он, — при таком весе аппарата и величине рефлектора, служащего источником двигатель ной силы, только два человека могут долететь до пояса межпланетного равновесия. Излишек, будь он даже не более десяти килограммов, в состоянии настолько ослабить полет прибора, что он не достигнет пояса притяжения Венеры и упадет обратно на Луну.
Путешественники молча переглянулись друг с другом.
— Исход один, — прервал, наконец, молчание профессор. — Кто-нибудь из нас должен остаться на Луне.
— Конечно, я, — отозвался Сломка, — вы — отец жертвы Шарпа, а Гонтран — ее жених.
Михаил Васильевич вопросительно взглянул на Фламмариона. Но Гонтран не мог обойтись без Сломки, служившего источником всех его познаний. Без него старый ученый скоро увидит полное невежество своего будущего зятя, и тогда не видать ему Елены, хотя бы даже и удалось вырвать девушку из когтей Шарпа. Гонтран стал горячо протестовать против самоотверженного предложения инженера.
— Нет, нет! — воскликнул он. — Вячеслав — мой лучший друг. Я не могу расстаться с ним.
