— Мой отец очень хотел, чтобы я говорила на многих языках, — объяснила Урса, — и помогала ему в работе.
Мари стала рассказывать о своем доме и о блистательном Париже.
Слушая ее болтовню, Урса вдруг почувствовала, что Мари очень одинока и скучает по дому.
Она жила в доме, где никто не говорил на ее родном языке, и теперь рада была выговориться.
Когда Мари рассказала о своей семье, Урса спросила, что заставило ее жить в Лондоне.
— Я живу в Лондоне, — поведала ей Мари, — потому что ее милость платит мне хорошие деньги, но я тоскую по дому и, конечно, по человеку, с которым помолвлена.
— Вы обручены? — изумилась Урса. — Но вам должно быть очень тяжело находиться так далеко от него?
— Мы оба много работаем и копим, мадемуазель. Когда я вернусь во Францию, у меня будет большое приданое, и Жак тоже откладывает, так что хватит на маленький домик в Париже и все остальное.
У них была вполне реалистичная цель, и Урса с интересом слушала Мари.
За разговором они не заметили, как экипаж повернул к воротам особняка.
— Мы уже приехали! — воскликнула Урса. — О Мари, помогите мне не наделать ошибок. Ее милость разгневается на меня, если я окажусь неудачной самозванкой.
Мари рассмеялась.
— Можете не беспокоиться, мадемуазель, — сказала она. — Вы выгладите теперь совсем как ее милость и по-своему très, très belle[3]!
Урса улыбнулась.
— Благодарю вас, Мари, и, пожалуйста, помогите мне оставаться très, très belle, пока я не вернусь домой.
— Положитесь на меня, миледи!
Мари сделала акцент на последнем слове.
Урса поняла, что с этого момента должна не только выглядеть, как ее сестра, но и думать, как она.
Особняк Брэкли-парк был построен в раннем викторианском стиле и не показался Урсе особенно привлекательным.
Однако его размеры и основательность внушали уважение так же, как со вкусом разбитый и ухоженный парк.
Экипаж торжественно подкатил к парадному входу.
По ступеням, покрытым красным ковром, к ним тотчас спустился лакей.
Он открыл дверцы экипажа и помог Урсе выйти.
Чувствуя предательскую скованность, она вошла в переднюю, где была встречена седовласым дворецким.
— Добро пожаловать, миледи, — вежливо промолвил он. — Ее милость ожидает вас в гостиной.
Урса последовала за ним через зал вестибюля, убранный, на ее взгляд, слишком строго.
Дворецкий открыл дверь и объявил:
— Ее милость, миледи!
Чувствуя панический холод в груди, Урса вошла в гостиную.
В дальнем ее конце, в кресле рядом с камином, сидела седовласая дама.
При ближайшем рассмотрении она оказалась все еще красивой женщиной с добрым лицом.
На ней было черное платье и пять нитей жемчуга на шее.
Пальцы ее были унизаны бриллиантовыми кольцами.
— Пенелопа, дорогая, — протянула она девушке руку, — как прекрасно, что ты здесь! Я чрезвычайно обрадовалась, получив письмо от Артура.
Урса взяла руку вдовствующей леди Брэкли и поцеловала ее в щеку.
— Он отправился в Танжер, — сказала девушка, — и хотел, чтобы я побыла у вас, пока его не будет.
— Он так и написал в письме, — ответила леди Брэкли. — Ты не представляешь, в каком я восторге от твоего приезда, хотя понимаю, что тебе будет не хватать веселья лондонской светской жизни.
— В разнообразии есть своя прелесть, — заметила Урса.
— Садись сюда, дорогое дитя, — предложила леди Брэкли. — Джонсон принесет нам чаю, тебе необходимо подкрепиться после изнурительной поездки.
— Это было бы великолепно!
Глядя на вдову, Урса поняла, что она, по существу, совершенно слепа.
Значит, ей, по крайней мере при первой же встрече, не грозит разоблачение.
Она говорила о преимуществах сельской местности и о том, как наслаждалась поездкой сюда, пока дворецкий с двумя лакеями не принесли чай.
— Боюсь, тебе придется налить его мне, — сказала леди Брэкли, когда Джонсон объявил, что чай готов.
— Да, конечно, только скажите, добавить ли молока и сахару.
Она подала чашку леди Брэкли, спросив, что бы ей хотелось поесть.
— Я не голодна, — ответила она, — а ты угощайся, если, конечно, как многие нынешние дамы, не печешься о своей тонкой талии.
— Она никогда не была у меня слишком широкой.
Леди Брэкли рассмеялась.
— Я помню, Артур рассказывал мне, что мог обхватить твою талию двумя руками.
Урса промолчала, не зная, что ответить, а леди Брэкли между тем продолжала:
— Ты сделала моего сына очень счастливым, моя дорогая. Когда он сказал мне, что женится на тебе, я была обеспокоена вашей разницей в возрасте.
Она немного призадумалась.
— Все-таки Артуру теперь сорок пять, и я думала, что он был бы более счастлив с женщиной постарше, но я ошиблась.
— Я… рада, что сделала его… счастливым, — пробормотала Урса.
Она не могла отделаться от мысли, что нехорошо обманывать эту очаровательную пожилую женщину.
Однако теперь уже ничего нельзя было поделать.
— Я молюсь, чтобы у вас с Артуром был сын. Ведь ты еще очень молода, и я уверена, Бог явит вам свою доброту и вскоре пошлет ребенка.
— Я… я уверена… ваши молитвы будут… услышаны, — промолвила заикаясь Урса.
— Если я слишком откровенна, то прости меня, — сказала леди Брэкли. — Но я теперь настолько одинока, что невольно высказываю собеседнику чувства, которые, вероятно, следовало держать при себе.
— Вы можете высказывать мне все, что сочтете необходимым, и, пока я здесь, позвольте мне читать вам.
Вдова удивленно подняла брови.
— Я помню, когда ты приезжала сюда год назад, ты говорила мне, что не выносишь читать вслух.
Урса поняла, что допустила ошибку, и быстро сказала:
— Думаю, это оттого, что я волновалась, боясь разочаровать вас. Но теперь я с удовольствием почитала бы вам, что вы захотите.
Она вспомнила, как часто читала вслух отцу, и подумала, что со стороны Пенелопы было крайне эгоистично отказаться читать свекрови, лишившейся зрения.
— Тогда ты сходишь в библиотеку и выберешь книгу, которая, на твой взгляд, будет интересна нам обеим, — предложила вдова. — Сомневаюсь, что там много современных романов, но я уверена, ты найдешь что-нибудь увлекательное.
