— О господи, ты стала совсем точно голубь-зобач!
Как-то раз миссис ван Ренсберг, присутствовавшая при такой сцене, мягко заметила:
— Но, миссис Квест, у Марты прелестная фигурка, почему вы хотите, чтоб она это скрывала?
Дело было, однако, вовсе не в фигуре Марты, а в социальных условностях; и если миссис ван Ренсберг могла сказать мужу, что миссис Квест делает все, чтобы превратить Марту в «дикарку», то сказать это самой миссис Квест она не могла.
В тот день долго сдерживаемое тайное возмущение прорвалось наконец наружу. Встав перед зеркалом, Марта взяла ножницы и отрезала лиф от юбки. Только было она принялась укладывать материю складками — такая юбка была у Марни, — как дверь отворилась и вошел ее отец. Он остановился и смущенно посмотрел на дочь, оголенную до пояса, в коротеньких розовых трусиках; но смущение это вызвало в нем двоякое чувство: ведь если Марта еще ребенок, то можно смотреть на нее и когда она раздета. Он сказал раздраженно: «Что ты тут делаешь?» — и направился к длинному шкафу возле кровати; шкаф этот составляли семь ящиков из-под бензина, поставленных один на другой. Они были окрашены в темно-зеленый цвет, а сверху прикрыты полинялой ситцевой занавеской. Шкаф был до отказа набит пузырьками с лекарствами, так что от малейшего прикосновения мог произойти обвал. Отец сказал ворчливо:
— Попробую-ка я эту новую штуку: что-то у меня желудок капризничает. — И принялся искать нужный ему пузырек. Он по очереди подносил их к окну и смотрел на свет. Тут взгляд его упал на Марту, и он заметил: — Мать не поблагодарит тебя за то, что ты кромсаешь платья, которые она тебе шьет.
— Но, папа, почему я должна носить платья для десятилетнего ребенка? — вызывающе спросила она.
— Да ты и есть еще ребенок, — возразил он с видом человека, оскорбленного в своих лучших чувствах. — И зачем только ты все время ссоришься с матерью?
Тут дверь опять с силой распахнулась, стукнув о стенку, и в комнату вошла миссис Квест.
— Почему ты убежала, Марта? — обратилась она к дочери. — Они как раз хотели рассказать тебе про Стефани. Это, право, невежливо с твоей стороны… — Она замолчала, уставившись на дочь, и наконец произнесла: — Ты что это делаешь?
— Больше я такие платья носить не намерена, — заявила Марта; она старалась говорить спокойно, однако тон у нее был, как всегда, обиженный и вызывающий.
— Но, дорогая моя, ты же испортила платье! А ты знаешь, как нам сейчас трудно, — сказала миссис Квест, с ужасом отметив про себя, насколько повзрослела дочь, какие у нее стали грудь и бока.
Миссис Квест взглянула на мужа, потом быстро подошла к дочери и положила руки ей на бедра, словно желая сдавить их и вернуть фигуре прежние детские очертания. Прикосновение матери заставило Марту отступить, и она невольно подняла руку: ее всю трясло от возмущения. Она готова была ударить мать по лицу, но сдержалась и, ошеломленная собственной яростью, опустила руку. А миссис Квест покраснела и только пробормотала:
— Дорогая моя!..
— Мне уже шестнадцать лет, — сдавленным голосом пробормотала Марта и посмотрела на отца, словно ища у него поддержки.
Но он поспешно отвернулся и стал капать лекарство в стакан.
— Дорогая моя, все хорошие девочки носят такие платья до…
— А я вовсе не хорошая девочка, — прервала ее Марта и вдруг расхохоталась. Миссис Квест с облегчением присоединилась к ней:
— Право же, дорогая, ты преглупо ведешь себя. — И уже более дружелюбно добавила: — Вот испортила платье, а ведь это очень дурно: ты же знаешь, как папе трудно добывать деньги…
Она снова замолчала, перехватив взгляд Марты. А Марта смотрела на шкаф с лекарствами. Миссис Квест испугалась: вдруг Марта скажет, как говорила уже не раз, что в этом шкафу на сотни фунтов стерлингов лекарств и что на воображаемые болезни мистера Квеста истрачено куда больше, чем на образование дочери.
Это, конечно, было далеко не так. Но самое удивительное, что, когда Марта сказала это, миссис Квест не осадила дочь, а начала спорить с ней о стоимости лекарств:
— Какая ерунда, дорогая, ты прекрасно знаешь, что они не могут стоить сотни фунтов стерлингов.
Она не сказала: «Твой отец очень болен», хотя мистер Квест был в самом деле болен — года три или четыре назад у него началась сахарная болезнь. И в связи с этим произошел эпизод, о котором ни Марта, ни миссис Квест не любили вспоминать. Как-то раз Марту, которая училась тогда в городе, вызвали из класса. В коридоре ее ждала миссис Квест. «У нас папа заболел!» — воскликнула она и, прочтя на лице Марты: «Ну и что же? Разве в этом есть что-нибудь новое?» — поспешно добавила: «Нет, он действительно болен. У него диабет, его надо отправить немедленно в больницу на исследование». Наступило продолжительное молчание, и наконец Марта, точно в бреду, пробормотала: «Я знала, что так будет». Не успели эти слова слететь с ее губ, как она виновато покраснела и поспешно бросилась к машине, где сидел отец. Обе женщины принялись ухаживать за ним, а мистер Квест, донельзя перепуганный, лишь выслушивал их успокоительные речи.
Всякий раз, когда Марта вспоминала эти свои слова, которые как будто только ждали подходящего случая, чтобы тотчас всплыть из недр ее сознания, ей становилось не по себе и она чувствовала себя очень виноватой. В глубине души она невольно думала: «Он хочет быть больным, ему нравится быть больным — теперь у него есть, по крайней мере, оправдание тому, что он ничего не достиг в жизни».
Больше того: в своих сокровенных мыслях она во всем винила мать.
Вся эта история с болезнью мистера Квеста породила столь неприязненные чувства между матерью и дочерью, что обе, как правило, старались не касаться щекотливой темы. Вот и теперь миссис Квест поспешно сказала, отходя от окна:
— Зачем ты расстраиваешь отца, он из-за тебя волнуется.
Голос у миссис Квест был низкий, тягучий.
— Ты хочешь сказать, что это ты волнуешься из-за меня, — холодно промолвила Марта, невольно переходя на шепот и бросая быстрый взгляд на отца. — Он даже не замечает, что мы здесь, — продолжала она. — Он целыми годами не видит нас…
Марта с удивлением заметила, что голос у нее дрожит и на глаза наворачиваются слезы. А мистер Квест поспешно вышел из комнаты, убеждая себя, что его жена и дочь вовсе не ссорятся. И как только он вышел, миссис Квест сказала своим обычным голосом:
— Одни только неприятности из-за тебя. А тебе и горя мало. Соришь деньгами, и…
Но Марта быстро пресекла эти излияния — выскочила из комнаты и убежала к себе. Дверь в ее комнату не запиралась и даже не прикрывалась как следует из-за сильного перекоса. Она была сколочена из досок туземцем плотником и за время дождей настолько покоробилась, что теперь скрипела и скребла пол, когда ее силой пытались втолкнуть в разбухшие, влажные от сырости косяки. Но хотя дверь не запиралась, она бывала иногда, так сказать, условно заперта, и сейчас был именно такой момент. Марта знала, что мать не войдет к ней. Она села на край постели и разрыдалась от злости.
