«Какое высокомерие!» — возмутилась Сабрина.
— Между прочим, я неплохо знаю английский, милорд, — заметила она, не скрывая раздражения.
— Охотно верю, но страсть говорит на другом языке, — обронил Роуден, не отрываясь от листа бумаги.
Она находилась в обществе графа всего лишь один день, — а он уже ужасно ее раздражал. Конечно, ей не следовало бы принимать его слова так близко к сердцу и вообще не следовало бы так реагировать, но она ничего не могла с собой поделать.
— Я бы с удовольствием внимала вам и дальше, лорд Роуден, но, к сожалению, я сейчас читаю, — проговорила Сабрина, смерив графа выразительным взглядом.
Он поднял голову и посмотрел на нее пристально. Потом улыбнулся и проговорил:
— Что ж, если не читали, то с этим ничего не поделаешь. И мне остается только сожалеть, дорогая мисс Фэрли.
Сабрина молчала, и граф продолжал:
— Но, знаете ли, мисс Фэрли, поскольку мы с вами просто дружески болтаем и поскольку вы только что заверили меня, что неплохо владеете английским, то я хотел бы вас попросить о небольшом одолжении… Не могли бы вы помочь мне закончить стихотворение?
Невероятно, но в его голосе слышалась смиренная просьба, без всякой издевки. И почему бы в таком случае не оказать помощь ближнему?
— Я не очень искусна в поэзии, лорд Роуден, но с удовольствием сделаю все, что в моих силах, — ответила Сабрина.
— Так вот, мисс Фэрли, я пишу поэму об обольщении, — проговорил граф таким будничным тоном, как будто писал стихи… о ложках или вилках.
— Милорд, но ведь вы уже написали книгу об обольщении, — сказала Сабрина и тут же густо покраснела, сообразив, что выдала себя, то есть призналась в том, что все-таки знакома со скандальной книгой Роудена.
Граф же улыбнулся и проговорил:
— О, мисс Фэрли, обольщение — необъятная и неисчерпаемая тема. Поверьте, я еще многое могу об этом написать.
Сабрину в последнее время все чаще интересовали подобные темы, но не признаваться же в этом…
— Милорд, вы хотите сказать… Вы полагаете, что обольщение означает… — Она в смущении умолкла.
— Итак, мисс Фэрли, вы считаете, что об этом писать неприлично, не так ли? — Роуден пристально взглянул на нее. — Но я в отличие от вас полагаю, что все женщины в глубине души желают этого. То есть все они хотят, чтобы их обольщали и соблазняли.
— Нет-нет, — возразила Сабрина. — Этого хотят только слабые духом, а другие, которым больше повезло, совершенно не думают о подобных, вещах.
Граф внимательно посмотрел на нее, затем с задумчивым видом проговорил:
— То есть вы хотите сказать, что вас невозможно соблазнить, не так ли? Невозможно, потому что вы сильны духом? Неужели вы думаете, что способны устоять перед искушением?
— Разумеется, милорд. Полагаю, что все могут устоять. Ведь люди не животные.
Граф довольно долго молчал, потом вдруг спросил:
— А вы ведь родом из провинции, верно?
— Да, конечно. Наш Тинбюри. — провинциальный городок, и он нисколько не похож на Лондон. — Сабрина чуть было не оговорилась: вместо «Лондон» она едва не сказала «Вавилон».
— Что ж, очень хорошо. Но вам, как провинциалке, наверное, не раз доводилось видеть, каким образом животные приспосабливаются к окружающим условиям, — с глубокомысленым видом рассуждал Роуден. — Например, зимой у них отрастает густая шерсть, не так ли?
— Да, конечно, — согласилась Сабрина. — А нынешней зимой у животных шерсть даже гуще, чем обычно. Да и белки собрали гораздо больше орехов, чем всегда. По всей видимости, зима будет долгой и суровой.
Граф с улыбкой закивал:
— Да-да, замечательно, мисс Фэрли. И тогда… позвольте задать вам один вопрос. — Он пристально посмотрел ей в глаза и, понизив голос, проговорил: — Как вы полагаете… почему женская кожа такая нежная, такая соблазнительная? Может, женщины созданы специально для того, чтобы их ласкать?
Последнее слово граф почти произнес шепотом, и от его шепота у Сабрины мурашки по спине пробежали, а сердце замерло в груди. Завороженная взглядом его синих глаз, она не могла произнести ни слова, а он между тем продолжал:
— Если нам не доставляет никакого удовольствия прикасаться к собственному телу, то почему же мы с таким наслаждением позволяем другим нас ласкать?
Граф умолк и посмотрел на нее вопросительно. Но Сабрина, завороженная его словами, не могла произнести ни слова; ей казалось, что он своим голосом прикасался к ней, словно ласкал, и она с изумлением прислушивалась к собственному дыханию, ставшему вдруг таким прерывистым, как будто она очень долго бежала и никак не могла отдышаться. «Ах, конечно же, все дело в его словах», — промелькнуло у Сабрины. И действительно, когда граф говорил, перед ней словно возникли какие-то смутные видения, от которых она никак не могла избавиться, возможно, потому что видения эти были необыкновенно соблазнительные…
— Вот видите, мисс Фэрли. Получается, что мы не слишком далеко ушли от животных, — заключил граф и тут же отвернулся. Перо в его руке опять забегало по бумаге, как будто их беседа была для него всего лишь пустой забавой.
«Да, конечно, он просто забавлялся, — думала Сабрина. — И я для него всего лишь игрушка, не более того. Но как же мне теперь быть?»
Сохраняя достоинство, Сабрина сделала вид, что читает. Перевернув три-четыре страницы и решив, что прошло достаточно времени для того, чтобы соблюсти приличия, она встала и подошла поближе к камину. Огненные языки пламени казались ей менее опасными, чем общество графа Роудена.
Поздно вечером, после того как все гости отправились спать, Рис с Уиндемом решили сыграть перед сном партию в бильярд. Первый удар графа оказался очень удачным, и один из шаров закатился в крайнюю лузу.
— Неплохое начало, — заметил Уиндем. — Мне кажется, Роуден, у вас заметно улучшилось настроение. В чем же причина такой перемены? Неужели Софи умоляла о прощении? Или сделала что-то не менее приятное?
Рис весело рассмеялся:
— Не угадали, Уинд. Что ж, теперь ваша очередь. Удар Уиндема оказался столь же точным, и он радостно воскликнул:
— Вот видите! — Роуден, так в чем же дело?
— Дело, конечно, не в Софи. — Граф покачал головой. — Но мне кажется, я нашел средство от скуки.
— Неужели? — усмехнулся Уиндем. — А, догадываюсь… Это связано с нашей добродетельной и очаровательной гостьей мисс Фэрли, не так ли?
— Очаровательной?.. — удивился граф.
Но Рис просто изобразил удивление; разумеется, он сразу отметил и оценил изящную красоту своей молоденькой гостьи. Недаром же он так долго изучал ее сегодня — настолько долго, что даже немного рассердился на себя. И, конечно же, не было ни малейших сомнений в том, что мисс Фэрли — настоящая красавица. Чудесные изумрудные глаза, длинные густые ресницы и очаровательные алые губки… А как мило она краснела, когда смущалась или сердилась — в такие мгновения ее лицо словно сияло… Но откуда же у дочери викария такая необыкновенная внешность?
