– Оно все еще у тебя?
Фрито кивнул и выудил цепочку из скрепок, которая привязывала Кольцо к его полуистлевшей, пузырящейся рубахе.
– Будь с ним поосторожнее, – сказал Гудгалф. – Ибо оно обладает удивительной властью.
– Оно может испачкать мой карман? спросил молодой болотник, вертя в своих толстых пальцах маленькое колечко.
Не раз за последние несколько дней он разглядывал его со страхом. Оно было сделано из блестящего металла и покрыто странными узорами и надписями. На внутренней поверхности было написано что-то на языке, не знакомом Фрито.
– Не разберу, что там написано? – сказал Фрито.
– Конечно, не разберешь, – сказал Гудгалф. – Это на языке эльфов. Из Фордора. Грубый перевод звучит примерно так:
Это именно кольцо сотворили эльфы,
Мать родную б заложили, что его себе забрать.
Правитель всех ползающих, смертных и ракушек.
Это спящий, который готовит всем порку.
Всемогущая власть в этом Кольце,
Всеправая власть у его обладателя.
Сломанное или распиленное, восстановлению не подлежит.
Если кто найдет – отослать Сорхеду. (Почтовый сбор оплачен).
– Да, это не Шекспир, – сказал Фрито, поспешно пряча Кольцо в карман рубашки.
– Но страшное предостережение, тем не менее, – сказал Гудгалф. – Даже сейчас покорные орудия Сорхеда рыщут всюду в поисках этого Кольца, и очень скоро они его учуют. Пора отправляться в Рив-н-делл. – Старый волшебник встал, подошел к двери в спальню и рывком открыл ее. С тяжелым стуком Спэм рухнул на пол ухом вперед. Его карманы были набиты лучшими митриловыми столовыми ложками Дилдо. – А он будет твоим верным спутником.
Когда Гудгалф прошел в спальню, Спэм робко улыбнулся Фрито, безуспешно пытаясь спрятать ложки в карманы.
Не обращая внимания на Спэма, Фрито испуганно прокричал вслед волшебнику:
– Но, но – мне надо приготовиться! Чемоданы…
– Не беспокойся, – сказал Гудгалф, протягивая ему два саквояжа. – Я принял меры к тому, чтобы упаковать их для тебя заранее.
Ночь была ясной, как эльфов камень, и сверкала блестками звезд, когда Фрито собрал свою команду на пастбище неподалеку от города. Кроме Спэма там были еще двойняшки Мокси и Пепси Динглберры, каждый из которых надоедал своей шумливостью, и без каждого из которых можно было легко обойтись. Они беззаботно резвились на лугу. Фрито призвал их к порядку, так и не догадавшись, зачем Гудгалф взвалил на него еще и этих двух идиотов, виляющих хвостиками, ведь ни одному из них даже самый глупый житель города не доверил бы и обгорелой спички.
– Идемте, идемте! – вопил Мокси.
– Да, идемте, – поддержал его Пепси, сделал один шаг и растянулся, ударившись лицом и расквасив себе нос.
– Сдохнуть можно, – смеялся Мокси.
– Дважды сдохнуть, – хныкал Пепси. Фрито закатил глаза к небу. Судя по всему, история собиралась быть долгой.
Добившись внимания от своих спутников, Фрито проинспектировал их самих и их вещмешки. Как он и опасался, все его приказы были забыты, и каждый набрал с собой картофельного салата. Все, кроме Спэма, который набил рюкзак сальными романами и столовыми ложками Дилдо.
Наконец, они тронулись, следуя инструкциям Гудгалфа, вдоль мощеной желтым кирпичом Интерширской Большой Тропы по направлению на Крохотуль. Это был самый длинный отрезок их маршрута к Рив-н-деллу.
Волшебник велел им двигаться скрытно, по ночам, вдоль Тропы, держать ушки на макушке, хвосты пистолетом, а носы чистыми. Последнюю директиву, учитывая обстоятельства, труднее всего было выполнить Пепси.
Некоторое время они брели молча, каждый был погружен в то, что у болотников называется «мысли». Но больше всех был озабочен Фрито, размышляющий о предстоящем долгом пути. Хотя его спутники весело резвились, лягая и обгоняя друг друга, сердце его сжималось от предчувствия. Вспомнив доброе старое время, он промычал, а затем спел старинную песню гномов, слышанную им еще на коленях у дяди Дилдо. Создатель этой песни жил задолго до расцвета Нижней Средней Земли. Она начиналась так:
Хэй-хо, хэй-хо,
На работу мы идем.
Хэй-хо, хэй-хо, хэй-хо, хэй-хо,
Хэй-хо, хэй-хо…
– Здорово! Здорово! – взвизгнул Мокси.
– Да, здорово! Особенно это «хэй-хо», – добавил Пепси.
– И как она у тебя называется? – спросил Спэм, который знал очень мало песен (по крайней мере, пристойных).
– У меня она называется «Хэй-хо», – сказал Фрито.
Но веселее не стало.
Вскоре пошел дождь, и они все простыли. Небо на востоке из черного стало жемчужно-серым, когда четыре болотника, усталые, чихающие так, что у них чуть не отрывались головы, прервали свой марш и устроили привал, чтобы пересидеть день в зарослях ивняка в нескольких шагах от незащищенной Большой Тропы. Утомленные путешественники растянулись на земле и легко, по-болотниковски, перекусили карликовым хлебом, болотным элем и телячьими котлетами из запасов Фрито. Затем, тихо постанывая под тяжестью своих животов, они быстро уснули. Каждому снился его личный сон, но в большинстве снов фигурировали телячьи котлеты.
Вздрогнув, Фрито проснулся. Наступили сумерки. Неприятное ощущение в желудке заставило Фрито с ужасом осмотреть Тропу из-под низко нависших ветвей. Сквозь листья он увидел невдалеке темную, сумрачную массу. Она медленно и осторожно продвигалась по откосу Тропы и выглядела как высокий, черный всадник на каком-то огромном и могучем животном. Четко вырисовываясь на фоне заходящего солнца, – Фрито затаил дыхание – красные глаза зловещей фигуры обшаривали окрестности. Один раз ему даже почудилось, что горящие угли просветили его насквозь, но они близоруко моргнули и скользнули дальше.
Массивное верховое животное, которое показалось перетрусившему Фрито огромной перекормленной свиньей, размером с дом, фыркало и всхрапывало, пытаясь докопаться до их запаха. Другие тоже проснулись и замерли в ужасе. Пока они наблюдали за ним, страшный преследователь громко и зловонно пукнул, пришпорил своего скакуна и ускакал. Он их не заметил.
Болотники дождались, пока хрюканье животного стихло вдали, и только после этого заговорили. Фрито обернулся к своим спутникам, ловко попрятавшимся в рюкзаки, и прошептал:
– Все в порядке! Он скрылся. Все еще сомневаясь, Спэм осторожно вылез наружу.
– Черт меня побери, если я чуть-чуть не струхнул, – хихикнул он.
– Очень странное и неприятное событие.
– Странное и неприятное! – хором произнесли остальные рюкзаки.
– А будет еще неприятнее, если мне будут подпевать, как только я открою рот, – Спэм лягнул оба мешка, оба взвизгнули, но ни один из них не изъявил желания открыть свое содержимое.
